Но вот однажды во дворце появился Пундорик — поэт из Декана, ему не было равных. Он приветствовал раджу хвалебной песнью, которая ритмом своим напоминала прыжки тигра. На долгом пути из Декана он победил всех придворных поэтов и наконец появился в Оморапуре.
Раджа с большим почтением встретил его:
— Входи, входи и песню пой.
— Дай бой, дай бой! — самодовольно ответил Пундорик.
Нужно было поддержать честь раджи и принять бой, но у Шекхора не было четкого представления о том, что такое бой в поэзии. Волнение и тревога охватили его. Всю ночь он провел без сна. Перед глазами его стояло огромное крепкое тело прославленного Пундорика, его острый, как у ястреба, нос, гордо поднятая голова.
Утром с замиранием сердца Шекхор вступил на «поле боя». Едва взошло солнце, как место состязания двух поэтов заполнили толпы народа. Стоял невообразимый шум. Жизнь в городе замерла.
С огромным трудом изобразив улыбку радости на лице, поэт Шекхор приветствовал своего соперника Пундорика. Тот лишь пренебрежительным кивком головы ответил на его приветствие и, взглянув на своих поклонников, улыбнулся.
Шекхор на мгновение задержал свой взор на окнах отдаленных покоев и понял — сегодня черные горящие, как звезды, нетерпеливые глаза бросают оттуда сотни любопытных взглядов. И Шекхор помолился своей богине Победы, устремившись всей душой туда, к отдаленным покоям. Он мысленно произнес: «Если сегодня я одержу победу, о богиня, о Онораджита, о Непобедимая, это, значит, твое имя помогло мне!»
Заиграли трубы, забили барабаны, с возгласами: «Победа, победа!» — все поднялись. В светлых одеждах появился раджа Удойнарайон. Медленно, подобно белому облаку, плывущему по небу тихим осенним утром, подошел он к трону.
Пундорик поднялся и приблизился к трону. Толпа замерла.
Приняв гордую позу и запрокинув голову, великан Пундорик начал читать стихи в честь Удойнарайона. Огромный зал был тесен для его голоса — словно волны морские, ударялся он с глухим рокотом о колонны и своды. Уже один этот голос заставлял всех присутствующих трепетать. Какое мастерство, какое искусство! Сколько строк, восхваляющих самое имя Удойнарайона, сколько поэтических построений из букв, составляющих имя раджи! Сколько ритмов, сколько аллитераций!
Пундорик умолк, но зал словно оцепенел: он все еще был полон звуками его голоса и немого восторга тысяч сердец. Пришедшие сюда из отдаленных мест пандиты вскинули вверх правую руку и восторженно восклицали: «Браво! Браво!»
В этот момент раджа взглянул на Шекхора. Поэт ответил ему взглядом, полным преданности, любви, почитания; но во взгляде этом сквозили обида и печальная робость. Поэт медленно поднялся. Вот так же, наверное, смотрела Сита{119}
на своего мужа Раму, стоя перед его троном, когда тот, желая доставить удовольствие толпе, хотел во второй раз подвергнуть ее испытанию огнем.Взгляд поэта словно говорил радже: «Я твой! Ты можешь испытать меня, если тебе угодно, можешь заставить меня вступить в единоборство со всей вселенной, но…» И он опустил глаза.
Пундорик походил на льва. Шекхор — на оленя, затравленного охотниками. Совсем юный, стыдливый, как женщина, с бледным лбом, хрупкий — он, казалось, затрепещет и зазвучит всем своим телом, как струна вины, стоит лишь коснуться его.
Не поднимая головы, Шекхор начал декламировать. По-видимому, никто и не услышал первых строк его стихотворения. Но вот он медленно поднял голову. Под его взором, казалось, таяли люди и каменные стены дворца: они исчезали в далеком прошлом. Приятный и чистый голос дрожал, поднимался вверх, как яркое пламя огня. Сначала поэт говорил о предках раджи, принадлежащих к солнечной династии; затем поведал о войнах и походах, о героизме и жертвах, о множестве великих дел и довел историю раджи до настоящих времен. Наконец, поэт остановил свой взор на радже и воплотил в словах и стихах огромную невысказанную любовь всех подданных. Перед теми, кто сейчас слушал его, возник образ этой любви. Казалось, со всех сторон, из отдаленных мест и окраин, хлынул поток чувств тысяч подданных и переполнил великим гимном этот древний дворец дедов и прадедов раджи. Они как бы коснулись каждого камня, обняли его, поцеловали; затем, полные любви и преданности, поднялись вверх, к окнам внутренних покоев, коснулись ног божественной красавицы и, возвратившись оттуда, в величайшей радости закружились около раджи. Наконец Шекхор сказал:
— О махараджа! Слова мои несовершенны, я признаю, но кто сравнится со мною в любви и преданности?
Поэт сел, дрожа всем телом. Тогда, обливаясь слезами, подданные начали потрясать зал возгласами: «Слава! Слава!»
Пундорик снова встал, надменной улыбкой презрев восхищение толпы. Громовым голосом, полным высокомерия, он спросил:
— Что может быть выше слова?
Все мгновенно смолкли.