Несколько молодых парней в смущении признались, что им даже не говорили, что они в Чехословакии. Они думали, что вторглись в Германию или Австрию, потому что Советский Союз объявил войну. Мама сказала им:
– Мы безоружны. Мы ваши братья и сестры, а не враги. Возвращайтесь домой.
Тысячи чехов протестовали на улицах, оскорбляли солдат и бросали в них ручные снаряды. Они замазывали названия улиц, чтобы сбить завоевателей с толку, и рисовали свастики на танках. Людям советовали надевать одежду в несколько слоев, чтобы уменьшить вред от полицейских побоев. Виктор поехал на радиостанцию, где работал. Он обнаружил там панику, и, когда находился у себя в кабинете, русские высадили дверь и ворвались. Ему повезло, что его не арестовали, а то и хуже. Только обыскав все здание, военные поняли, что трансляции в прямом эфире ведутся из какого-то другого, секретного места. Кроме того, несколько нелегальных радиостанций подхватили вещание о происходившем.
События потрясли и Виктора, и маму, они понимали, что надо выбираться из Праги. Мама постоянно твердила, что не помнит, выключила ли она газ, – настолько спешно они покидали квартиру.
Все мы пребывали в страхе и смятении, поэтому стук в дверь, раздавшийся в нашей деревенской глуши, заставил всех подскочить. Но это были не русские солдаты и не тайная полиция. Мэр маленького городка пришел проведать нас.
– Мне кажется, вам угрожает опасность. Не вам самому, Виктор, а Зузане, ведь она все время ездит на Запад. Нам бы хотелось спрятать вас. В городе есть бункер времен Второй мировой. Вы можете укрыться там, а мы будем приносить вам еду, пока опасность не минует.
В это страшное время люди охотно поддерживали друг друга. Нас всех объединял гнев на Советский Союз, Венгрию, Польшу, Болгарию и ГДР – страны, направившие не меньше 250 000 солдат на нашу территорию. Мы поблагодарили мэра за предложение, но уповали на то, что нам не придется им воспользоваться.
Через четыре дня с начала вторжения я села на первый автобус, отправившийся в Прагу, чтобы убедиться, что все в порядке с нашей квартирой. Перед отъездом мне надавали много советов и поручений. Виктор хотел, чтобы я обзвонила друзей и разузнала, дома ли они, взяты ли тайной полицией или бежали на Запад. Мама просила привезти дорогие для нас фотографии, еду и одежду. А в Праге на каждом углу стояли танки и советские солдаты, рядом со сгоревшими автомобилями и трамваями. Обстановка была ужасной.
Газ мама выключить не забыла. Я сразу же зажгла везде свет, чтобы любой проходящий под окнами видел, что я дома. Целый день я звонила знакомым, начиная с Йозефа Сука и заканчивая Карелом Анчерлом, но никого не застала. Или они просто не хотели отвечать.
Но мне все же удалось связаться кое с кем из друзей, живших на другом конце города. Узнав, что я приехала, они немедленно вызвались прийти ко мне, невзирая на комендантский час с семи вечера. На следующее утро раздался звонок, и я с испугом сняла трубку. Это была продюсер с ABC, Австралийской радиовещательной станции, она хотела получить подтверждение, что я приеду через два дня в Западный Берлин на интервью, посвященное моим гастролям в Австралии.
– Вы не читаете газет? – с недоверием спросила я.
– Нет, а что?
– Тогда советую вам все же почитать. – Я повесила трубку, понимая, что русские наверняка прослушивают меня.
Но потом телефон зазвонил опять, на проводе была Маргот Фогль, жена моего троюродного брата, из Лондона. Она постаралась говорить осторожно.
– Ты ведь собираешься в Лондон на гастроли, которые у тебя планировались? – загадочно спросила она. – Привози Виктора с собой. Мы будем дома и накормим вас.
Я поняла, что она предлагает мне пристанище на случай побега, поблагодарила ее и сказала:
– Нет, гастроли отменены, я не приеду, Маргот, и Виктор тоже не приедет.
Маргот перезвонила через полчаса.
– Я попыталась дозвониться сразу, едва повесила трубку, но меня соединили с девушкой с почты, которая уверяла, что тебя нет дома. Я объяснила ей, что она ошибается, ведь я только что говорила с тобой. Девушка ответила: «Да, госпожа Ружичкова дома, и там и намерена остаться».
НАХОДЯСЬ В ПРАГЕ, я непрестанно нервничала – люди продолжали протестовать и писать на стенах: «Иван, иди домой!», и русские могли пресечь сообщение между регионами, чтобы легче было подавить недовольство.
Случись такое, я оказалась бы в ловушке в Праге, а Виктор и моя мать застряли бы в деревне. Поэтому я поспешила вернуться к ним. Мама, как когда-то, позаботилась о том, чтобы мы были в безопасности, сытые и в тепле, если разразится новая война. Она вместе с семьей Виктора делала запасы.
Мы жили в подвешенном состоянии. Вот-вот должен состояться мой концерт в Брюсселе, а с Йозефом Суком надо ехать в Вену и затем в Австралию, если нам все еще не запрещено покидать страну. Все самые знаменитые чешские исполнители находились на гастролях летом 1968 года, и многие из них предпочли не возвращаться.