Сто лет Ленни и Марго

Я кивнула, не собираясь говорить ей ничего, ни единого слова о произошедшем со мной за время недолгого отсутствия на занятиях в Розовой комнате. Пусть она расспрашивала и из добрых побуждений, но меня раздражают люди, которым всё надо знать, все хирургические подробности. Точно знать, насколько ты уже мертв.

– Здорово, что ты опять с нами, – улыбнулась Пиппа.

А потом ушла, мы с Марго переглянулись, и я почувствовала, что в этот момент она прячет подальше вопрос о тех, с кем я когда-то так изысканно завтракала каждое утро. Вопрос, который хотела задать, но знала, что я не отвечу.

Рисунки у нас в тот день были неважные. И истории мы рассказывали неважные. Я сидела в Розовой комнате, Марго – рядом со мной, и только это имело значение.

Ленни и праздник урожая

Новенькая Медсестра уселась на своем любимом месте – у меня в ногах. Не так, как, бывало, садились другие медсестры, миролюбиво и неловко пытавшиеся изобразить непринужденность, которая обычно выглядела фальшивой. Новенькая Медсестра не притворялась, что ей удобно. Ей на самом деле было удобно. Она подложила запасную подушку себе под поясницу, чтобы прутья решетки в изножье кровати не упирались в спину. Скинула балетки, удобно устроилась, скрестив ноги, накинула кофту на плечи, чтобы было уютнее. Задернула поплотнее шторку, и мы остались совсем одни. Ну или не совсем, а насколько это возможно.

Волосы у нее по-прежнему красные, как конфетки “Танго” со вкусом вишни, но длинней, чем в день нашего знакомства. Интересно, сколько времени прошло с тех пор? Вспомнила вишневые “Танго”, и захотелось попробовать – ощутить шипучий фейерверк на языке, лекарственно-сладкий привкус школьных дискотек и походов в газетный киоск.

Новенькая Медсестра заправила прядь конфетно-вишневых волос за ухо. Она хотела знать все обо всем. Хотела знать, хорошо ли она за мной ухаживает. А на самом деле, по-моему, – убедительно ли выглядит в роли медсестры. Я ответила, что ей одной из всех больничных медсестер дважды скажу: она моя любимая.

– Ты вернешься когда-нибудь назад, как считаешь?

– В Швецию? – Язадумалась. – Вряд ли.

– Мама твоя ведь там? – спросила она, и я уловила отголосок какого-то диалекта, но какого? Родись я здесь, знала бы.

– Ага. Но именно из-за нее я и не стала бы возвращаться.

Беспокойство овладело лицом Новенькой Медсестры, рот растянулся в неловкой улыбке.

– Если я вернусь в Швецию, то не для того, чтобы разыскивать мать, но не смогу не разыскивать, раз она там. Встретив темноволосую женщину, буду вглядываться в ее лицо: не мама ли? И в конце концов начну ее разыскивать случайным образом. А я этого не хочу.

Новенькая Медсестра уже открыла рот, хотела что-то спросить, но я ее опередила.

– Да и вообще, если уж я отсюда выйду, то отправлюсь сначала в другие места – множество разных мест.

– А куда?

– В Париж, Нью-Йорк, Малайзию, Россию, Финляндию, Мексику, Австралию, Вьетнам. В таком порядке. А потом поеду еще куда-нибудь. И буду ездить, ездить, ездить, пока не умру.

– Почему в Россию?

– А почему нет?

– Я не могу путешествовать одна. Смелости не хватает.

– Да мне тоже.

Она посмотрела на меня – так пристально, испытующе, что я отвела глаза.

– Ленни, ты смелее всех, кого я знаю.

– Это почему?

– Просто смелее, и всё, – сказала она, и мгновенье осело между нами.

– Умирают не от смелости, а по случайности. Я не смелая, просто не умерла еще.

Новенькая Медсестра вытянула ноги, положила рядом с моими – получились шпалы. На этот раз носки у нее были одинаковые – розовые, с узором из кексиков. Я попыталась представить, какую жизнь она ведет за пределами больницы – ее дом, автомобиль, ящик для носков.

– И все равно ты смелая, – тихо сказала она.

– Вот поедешь в путешествие, тоже буду считать тебя смелой.

Она достала из кармана красную коробочку с изюмом, сняла обертку, просунула палец внутрь и закинула сморщенную изюминку в рот.

– Могу поспорить, русским ты понравишься.

Иногда я имею дело и с другими медсестрами, они приходят и уходят, у них есть имена и лица, но размытые. Их некрасные волосы – вопиющий конформизм, а привычка уделять мне не больше и не меньше внимания, чем всем остальным, просто выводит из себя. Они не перекусывают изюмом среди ночи, сидя на моей кровати. И, могу поспорить, не ходят в носках с кексиками, хоть я и не проверяла. Я их не виню, конечно, – мы узники, а они надзиратели, и, если чересчур с нами сблизятся, тогда может размыться грань между теми, кто в плену, и теми, кто свободен.

В общем, Новенькая Медсестра ушла, и уже другая принесла подборку кем-то отданных газет и журналов. Я сразу взялась за “Христианство сегодня” – поищу, что обсудить с отцом Артуром во время следующего моего визита. Основной заголовок обещал поведать мне о “Послании Христа на празднике урожая”. С обложки широко улыбались детишки, а перед ними стояли в ряд банки с консервами. Похоже было на Рождество, вот только вместо младенца Иисуса – жестянки с фасолью.