Сто лет Ленни и Марго

А в первый вечер мы решили опробовать гостиничный бар. Поздний бриз развеял дневную жару, и если бы не люди, заполонившие веранду бара, и не гостиничные музыканты, кое-как исполнявшие “Не плачь по мне, Аргентина!” на сцене, залитой резким светом, мы, наверное, услышали бы, как стрекочут кузнечики и колышется море.

Приветливая парочка поинтересовалась, свободны ли два стула у нашего столика. Уже не помню их имен – пусть будут Том и Сью. Хамфри махнул рукой – забирайте! – но они вместо этого уселись за столик вместе с нами. Ко всеобщему ужасу.

– А дети у вас есть? – спросила Сью. Мы поболтали немного (перекрикивая очень загорелого туриста, горлопанившего – превосходно, надо сказать, – “Рожден, чтобы жить”), и лед между нами начал таять.

Я уже открыла рот, чтобы рассказать Сью, почему нет, у нас с Хамфри нет детей – версию для чужих, но тут он меня опередил.

– О да! – сказал он.

У меня челюсть отвисла.

– Девочки, – добавил Хамфри, – две девочки.

Том со Сью поохали и поахали, как и надлежит в таких случаях.

Я стала потягивать коктейль, давая всем понять, что в ближайшее время ничего говорить не собираюсь.

– Как их зовут?

– Бетт и Мэрилин, – ответил Хамфри, и я чуть не уронила яркий коктейль, который заказала нечаянно вместо апельсинового сока, пытаясь говорить по-испански.

– Необычные какие имена! – заметила Сью.

– Мы оба киноманы, – объяснил Хамфри, подняв руки вверх, будто застигнутый на месте преступления.

И хотя я всячески пыталась донести до него мысль “хватит делать вид, что наши куры – дети”, Хамфри положил руку мне на колено и улыбнулся Тому, интересовавшемуся, сколько же лет нашим дочерям Бетт и Мэрилин.

– По восемь, – ответил Хамфри.

– Так они двойняшки? – оживилась Сью.

– Ну, появились они одновременно! – рассмеялся Хамфри.

– Двойняшки – это здорово! – сказала Сью. – У моей бабушки была двойня. Это, говорят, через поколение случается, так что, заведи мы детей, и у нас, может, родились бы двойняшки.

Сью взглянула на Тома с такой надеждой – больно было смотреть.

– Хлопот, наверное, не оберешься. – Том глотнул водянистого пива.

– Нам с ними повезло! – В глазах у Хамфри загорелся огонек, всегда означавший лишь одно: он очень собой доволен. – Накормишь, напоишь – они и довольны.

Я отхлебнула еще коктейля.

– Но девчонки! Все, небось, розовенькое, – заметил Том.

– Только не у нас. Бетт и Мэрилин целыми днями на улице, – возразил Хамфри. – Хоть кое в чем они неисправимы – всюду клювики суют, правда, Марго?

Фруктовый алкоголь брызнул у меня изо рта прямо на стол, растекся лужицами по столешнице из белого пластика. Я стала извиняться, Сью – промокать извергшийся коктейль салфеточкой. Том встревоженно наблюдал за происходящим.

А Хамфри, сверкнув глазами, спросил:

– Не в то горло попало?

Б

– Тебя мучают боли, Ленни?

Дерек боялся честного ответа – глаза его выдали. Но честной быть я не собиралась, так что ему повезло.

– Нет, – я села, изо всех сил стараясь не морщиться от боли.

– Я на днях разговаривал с одной женщиной, она дочь потеряла из-за…

Он никак не мог подыскать слова и в конце концов просто указал на меня, развернув руку ладонью вверх. Из-за той штуковины, которая у Ленни. Какой-то там. Приятно было, что назвать это в моем присутствии он не осмелился.

– Она сказала, что дочь очень страдала от боли ближе к…

Эту фразу Дерек тоже окончил жестом, а потом, уронив руку, печально шлепнул ею о колено. Даже он понял, что, вероятно, не очень-то утешил меня сегодня, сделав эвфемизмом смерти в нашем разговоре.

– В общем, – продолжил Дерек, повеселев, будто все ему уже простилось, – когда я услышал это, то вспомнил о тебе и захотел спросить. Артур не считает нужным говорить о боли, а я считаю. По-моему, важно честно оценивать свои симптомы.

– У вас медицинское образование?

– Ну… нет.

Он вспыхнул, и я вспомнила, что сказал отец Артур, узнав о моем намерении пойти к Дереку в часовню: будь подобрей.

Легко сказать.

Дерек огладил идеально выбритый подбородок.

– Нам, вероятно, нужно помолиться.

– То есть до сих пор вы за меня не молились?

– Я…

– Не очень-то это милосердно, Дерек.

– Я ведь просил тебя так ко мне не обращаться. Называй меня “пастор Вудс”.

– Но это немузыкально.

– Что?

Вздохнув, я подняла глаза к витражу. Дай мне сил, прекрасное лиловое стекло.

– Вот отец Артур был музыкален.

Дерек явно не понимал, как быть дальше, и мне пришло в голову, что он, во-первых, репетировал наш разговор про себя, а во-вторых, я увела нас очень далеко от сценария и он не знает уже, как этот спектакль спасти.

– Вам не приходило в голову переквалифицироваться?

– В кого? – спросил Дерек, стараясь не показать, что отчаивается.

– Во врача или медбрата. Чтобы, так сказать, иметь дело с болью на практике.

– На что ты намекаешь, Ленни?

– Намекаю, что держать церковь при больнице – это как погоду по картине предсказывать.

Он замер, открыл рот, резко вдохнул и только потом заговорил.