Сто лет Ленни и Марго

Я сказала, что буду то и другое, Мина принялась сновать по кухне, а я наблюдала за ней, и мысль о минувших годах разрывала мне сердце. Пока меня не было, Мина превратилась в нормального человека. С посудой и обязательствами. Конечно, ее сын носил имя цыпленка, но ведь ее собственный сын. Ее ребенок. Он рисовал пальцем, и коллаж из его рисунков висел на стене. У него был детский стульчик, у него был дом. А у Мины – работа, в кассе какого-то театра. Она стала другой Миной, не той, что я сохранила в памяти. Ее безумства остались позади.

Я покачала Джереми на коленке. Изумляясь его тяжести. Не потому, что он много весил, а потому, что был человеком. Сотворенным из ничего.

Она присела, вручила мне тарелку с лимонным кексом. Из пористой мякоти торчал черный волос. Я вытащила его. Волос был толстый. И видимо, принадлежал Джеффу. Забытые стаканы с лимонадом остались на кухонном столе, а у меня пересохло во рту. Мина поставила свою тарелку на колени, отломила кусочек кекса, положила Джереми в рот.

– Не верится…

– Во что?

– Не верится, что ты произвела на свет человека.

Мина просияла:

– Да уж, чудеса да и только!

Пересадила Джереми к себе на колени и краешком халата вытерла ему слюни.

– И неплохого, правда ведь? – обратилась она к нему. – Правда ведь?

Едва не уронив тарелку на пол, Мина подкинула Джереми вверх, и он взвизгнул от удовольствия.

А передо мной будто разверзалась яма, и хотелось в нее провалиться.

В доме Хамфри, в тишине гостиной, я погладила снимок Мины и Джереми. Его безоблачно счастливый визг до сих пор звучал в ушах. Он вырос уже, стал умнее, осторожнее. Интересно, у него до сих пор светлые волосы? И удлинились ли ушки, стали эльфийскими, как у Мины? Больше в конверте ничего не было, зато была надпись на обороте фотографии.

Надпись, сделанная неровным почерком Мины: “Мы переезжаем!” И адрес. Буквы латинские, но с какими-то непонятными значками и закорючками.

Вроде бы что-то знакомое, а вроде и нет.

Мина и Джереми Стар

32 Nguyễn Hũ’u Huân

Lý Thái Tổ, Hoàn Kiếm,

Hà Nội, Việt Nam

Она переезжала во Вьетнам. Ну конечно. Не могла она без приключений. И уж очень давно не совершала безумств.

Я понесла фотографию на кухню, чтобы приколоть к пробковой доске, а заодно и конверт выбросить, и тут поняла, чего на нем не хватает. Цветной картинки в положенном месте. Королевы. Этот конверт не подчинялся монарху. Он был республиканцем. Я уже затаила дыхание, а теперь чуть не задохнулась совсем. И, кажется, выронив и конверт, и фотографию, прямо в полотенце, с мокрыми распущенными волосами выбежала из дома.

Дом Хамфри стоял в поле. К нему вела посыпанная гравием дорожка, ближе ко входу зараставшая травой. А от большой дороги поле заслонял ряд темных высоких деревьев.

Я увидела следы шин, не доходившие до того места, где Хамфри обычно парковал автомобиль. Они сворачивали влево.

Мина была здесь.

Она собственноручно доставила конверт после того, как уехал Хамфри, и до того, как я вышла из ванной. По плечам стекала вода, а я стояла под августовским солнцем и думала, стошнит меня или нет. И такая вокруг тишина – хоть кричи.

Я бросилась на задний двор – вдруг Мина и Джереми пошли на кур посмотреть.

Но увидела только Одри, она сидела в траве, аккуратно подобрав перышки, и жмурилась от солнца.

Мина уехала. Я проглядела ее. Так жестоко она надо мной еще не шутила.

Над нами, в бескрайних небесах, сближались планеты, а мы с Миной сблизиться по-настоящему никак не могли.

Я вернулась в кухню, подняла снимок с пола. И не желая, чтобы Мина смотрела на меня насмешливо с пробковой доски, засунула его в толстую книгу (у Хамфри таких было много) под названием “Пятая ежегодная астрономическая конференция. Калгари, 1972”. Он легко проскользнул между тонкими белыми страницами. Так легко, что и не заметишь.

Пусть Мина остается там, среди звезд.

Отпразднуем счастливую случайность твоего рождения

– Укольчик, – сказала медсестра.

Но я-то знала: это не просто укольчик, игла вонзится глубоко.

Меня будто молния ударила.

– Вот молодец, – похвалил доктор, – теперь не шевелись.

Подлые слезы поползли по щекам.

– Раньше выносливей была, – сказала я, ни к кому не обращаясь.

Марго накрыла мою руку ладонью.

– Смотри на меня, Ленни.

– Еще укольчик, – предупредила медсестра.

– Хочешь, Ленни, уйдем в другое место? – спросила Марго.

Я кивнула.

– Нельзя вам никуда уходить… – предостерег было доктор, но тут Марго начала рассказывать и перенесла меня обратно. В сельский дом, затерянный в Уэст-Мидлендс, где я была уже. И куда наведываюсь порой во сне.

Уэст-Мидлендс, март 1997 года

Марго Джеймс 66 лет

Вместо головы Хамфри на подушке лежала записка. Чернила размазались, а текст был такой: “Отпразднуем счастливую случайность твоего рождения”.

Я перечитала ее несколько раз. Цитата какая-то? Вполне возможно. Хамфри все пытался убедить меня (хоть и разочаровался бы, поддайся я), что Шекспира надо все-таки изучить.