Сто лет Ленни и Марго

лес между нами вырос
сначала в молчании росли листочки с побегами,
совсем небольшие,
и мы легко сокрушили бы их при желании, но молчали
и дальше,
ни разу не преодолев пространство меж нами,
не раздавив ногой
ни травинки, ни почки
месяц за месяцем шел, и наша нехоженая
отдаленность
заросла деревцами, мне преградившими путь,
и я не осмеливалась пройти это пространство
меж нами, думала,
что обдеру все коленки в чаще и понимала: нет сил
годы сменяли друг друга, сменяли, сменяли, а с ними
густела
живая колючая изгородь, и только вооружась пилой
можно было продраться к тебе через то, что
сделало время
с пространством меж нами
и вот наконец пространство меж нами так прочно
заполнилось жизнью, густыми стволами, дремучей
зеленой
листвой, что стало стеною, и мне уже
не разглядеть тебя
на другой стороне
теперь лишь рискуя жизнью можно преодолеть
пространство
меж нами, но если, расчистив дорогу, пробившись
сквозь лес,
я увижу, что там, на другой стороне,
тебя уже нет?

Старая подруга

– Марго?

– Что?

– Если я скажу, что люблю вас, это прозвучит странно?

– Вовсе нет.

– Просто хочу, чтобы вы знали: я вас люблю.

– И я тебя люблю, Ленни.

– Какой он был, Вьетнам?

– Удивительный. Жаркий, людный и полный жизни. С трудом верилось, что вся эта жизнь кипела, в то время как я жила совсем одна в старом сельском домике Хамфри. И конечно, там была Мина.

– Вы нашли ее?

– Нашла.

– И?

– Мы сожгли лес.

Где-то в 1999-м я села в самолет вместе с Марго. И после долгого перелета с двумя остановками мы приземлились в аэропорту Таншоннят. Ошарашенные не столько жарой, сколько влажностью воздуха, мы неуверенно шли от самолета к притихшему зданию аэропорта. Был поздний вечер, следующий за нами рейс ожидался только утром. Я путешествовала без багажа, поэтому шагала налегке следом за Марго, а та жонглировала паспортом, бумагами и разговорниками. Марго нервничала. Она заказала билет и собралась слишком быстро, не оставив себе времени на подготовку. И теперь благодарила и проклинала себя за это. Время позволило бы ей успокоиться, но могло и остановить.

Впрочем, беспокоилась она зря. Живший на другом краю света почти незнакомец, на которого Марго возлагала надежды, ждал ее. Он был похож на Мину – тот же овал лица, ее глаза. Но высокого роста, хоть и не совсем еще выросший в самого себя. Он держал в руках табличку с именем Марго, написанным от руки, и та, увидев его, испытала такое облегчение, что бросилась к нему и обняла, крепко-крепко.

Я шла за ними и слушала их беседу: Марго объясняла, что видела его, еще когда он был маленьким ангелочком, а он говорил, что сразу узнал ее, ведь где бы они с матерью ни жили, на стене всегда висела фотография в золотой рамке – размытый снимок Мины и Марго, танцующих на вечеринке. Марго на нем в зеленом платье, и они кружатся, скрестив руки и крепко держась друг за друга. Этот снимок всегда путешествует с нами, сказал он.

Когда на парковке они подошли к мопеду и он сказал: “Запрыгивайте!”, Марго засмеялась, а потом засмеялась по-настоящему. Он вручил ей шлем, и Марго – она ведь потрясающая – взобралась на мопед позади него, а чемодан втиснулся посередине. Они выехали на оживленную улицу, влились в гудящую городскую артерию – поток такси, мотороллеров и людей, для которых этот вечер был таким же, как и все остальные, а не самым что ни на есть необычайным.

А потом они въехали на узкую покатую улочку, где в квартире на верхнем этаже жили Мина с Джереми, и я, встав рядом с ним, наблюдала, как Мина подлетела к Марго с такой скоростью, что обе они чуть не упали, обвила ее руками и беззаботно, не сдерживаясь, крикнула:

– Tao yêu mày![8]

День рождения

Наверное, у меня день рождения, подумала я, увидев свечу. Села, не успев еще сообразить, как относиться к происходящему. Перед этим я, видно, спала – не помню, чтобы кто-то нарочно выключал свет.