Сто печалей

В одинокой крепости Куйчжоу
Золотой закат недолго длится,

И, найдя для взора путь по звездам,[141]
Все гляжу я в сторону столицы.

Слышу крики обезьяньей стаи,
Третий крик — я слезы проливаю.[142]

Я скиталец на плоту[143] убогом —
Он не приплывет к родному краю.

Вдалеке от Расписной палаты,[144]
Где курильницы благоухают,

Здесь — за парапетом горной башни —
Дудки камышовые рыдают.

Та луна, что сад мой[145] озаряла —
Весь в плюще и зарослях глициний, —

Лишь унылый берег тростниковый
И мисканты озаряет ныне.

III

На тысячу домов, под мирным солнцем,
Раскинувшихся в утреннем покое,

Который раз гляжу я терпеливо
С моей невзрачной башни[146] над рекою.

Вторые сутки рыбаки хлопочут —
Теперь их лодки снова на причале,

И ласточки, про осень забывая,
Летают и летают, без печали.

Жил Куан Хэн — советник государя,
Но оценить его не пожелали,

Лю Сян хотел свою продолжить мудрость,
Но, видно, вспомнят и о нем едва ли.[147]

А пожилые люди (что когда-то
Со мной учились в молодости) — ныне

Одеждой легкой, тучными конями,
Бесстыдно похваляются в Улине.[148]

IV

За столицею слежу я,
Как за шахматной доскою:[149]

На сто лет событий хватит —
Тут не справишься с тоскою.

Где дворцы князей китайских?
Кто теперь владеет ими?

Все посты и все поместья
Заняты людьми чужими.[150]

Гонги бьют и барабаны,[151]
И на западной границе,

Получив «приказ крылатый»,[152]
В бой несутся колесницы.

Пусть в реке уснули рыбы,[153]
И драконы спят угрюмо —

О родной моей отчизне
Навсегда бессонны думы.

V

Ты видишь: ворота дворца Пэнлай[154]
К югу обращены,

Росу собирает столб золотой[155]
Немыслимой вышины.

Ты видишь: вдали, на Яшмовый пруд,
Нисходит богиня фей[156] —

И фиолетовой дымки[157] мираж
Становится все бледней.

Тогда раздвигаются облака —
И вот пред тобой возник

За блеском драконовой чешуи[158]
Сияющий царский лик.

А я одиноко лежу у реки,
На склоне вечерних лет.

Где царские милости[159] и хвалы? —
Давно уж пропал их след.[160]

VI

От этой дикой красоты ущелья[161]
До берегов прекрасного Цзюйцзяна,[162] —

Наверно, десять тысяч ли, но осень
Свела в одно их пеленой тумана.

Я вижу галерею царской башни[163] —
Там часто императора встречали,

И знаменитый лотосовый садик,
Куда вхожу я в скорби и печали,

И разукрашенных столбов блистанье,
И желтых цапель, прилетевших в гости,

И белоснежных чаек, что часами
Сидят на мачтах из слоновой кости.

И я глаза невольно закрываю —
Мне жаль того, что не увидеть снова...[164]

Чанъань, Чанъань! Ты центр земли китайской,[165]
Ты тень великолепия былого!

VII