Сто страшных историй

— Если я расскажу, — возразил настоятель, — вам будет неинтересно читать.

— Не беспокойтесь, Иссэн-сан, рассказывайте.

— Монах стал молиться за душу несчастного. При первых же словах исчезли и хижина, и отшельник. Мусо читал молитвы над заброшенной могилой.

— Помогло? Отшельник избавился от тяги к мертвечине?

— Не знаю, Рэйден-сан. История умалчивает об этом.

— Я назвал фантазию автора богатой? Беру свои слова обратно. Как вы думаете, согласись вы помолиться за Кимифусу с самого начала — он тоже исчез бы вместе с хижиной?

— Вряд ли, — после долгого молчания заметил старик. — Я бы не рассчитывал на такую удачу. Должно быть, хорошо, что я подзабыл историю Мусо Кокуси. Иначе я непременно стал бы молиться, полагая, что хижина — морок, а на самом деле мы сидим вокруг могилы. Представляете, какое меня ждало бы разочарование?

— Да уж! Хотя, если честно, нам и без того хватало могил.

— Поговорим о чём-нибудь другом? — предложил старик.

— С радостью! Только в другой раз, мне пора идти.

— Долг зовёт? Вы истинный самурай, Рэйден-сан. Полтораста лет назад вы ходили бы с парой острых мечей за поясом. Уверен, вы бы никому не дали спуску. Встреться вам дзикининки, вы бы мигом отрубили ему голову!

— Насмехаетесь?

Настоятель улыбнулся:

— И в мыслях не держал. Вы бы отрубили ему голову, я бы корил вас за это всю дорогу. Но втайне я бы радовался…

— Чему?

— А вдруг моя молитва не спасла бы несчастного? Как жить после этого? Дело не в том, свят ты или не свят. Дело в другом: больно, если не можешь помочь себе, но вдесятеро больнее, когда не можешь помочь просящему. Нет, нет, отрубленная голова — наилучший выход!

Он тихо засмеялся.

Голова, подумал я. Отрубленная. Святы вы, Иссэн-сан, или не очень — вы никогда ничего не говорите просто так. Надо было мне уйти пораньше, ещё до ваших подозрительных шуток.

Повесть о потерянной голове

Сверхъестественному место в увлекательных историях. Рассказчик сыплет подробностями, достоверными и сомнительными, мы же восхищаемся или осуждаем, уходим прочь или требуем продолжения, недоверчиво хмуримся или наши брови взлетают на лоб, а рот приоткрывается, как у ребёнка.

Мы-слушатели — это одно. Мы-рассказчики — другое. Но мы-участники — это не просто третье, это самое неприятное. Нам страшно, больно, плохо. Наше естество, как может, противится отвратительному «сверх» и проигрывает схватку. Всё, чему мы не верили, обступает жертву, тянет когтистые пальцы. Всё, в чём сомневались, скалит клыки. И некому встать, объявить: «На сегодня хватит, продолжим завтра!»

На сегодня не хватит. Доживем ли до завтра?

Чем ближе конец моей ничтожной жизни, тем чаще я размышляю о сверхъестественном и о том, каким оно бывает естественным и обыденным: жизнь, смерть, голод, предательство. Мне вспоминаются строки из «Основы Закона»: «Ведь некоторые не знают, что нам суждено здесь погибнуть. У тех же, кто знает это, сразу прекращаются ссоры».

«Записки на облаках»

Содзю Иссэн из храма Вакаикуса

Глава первая Жена самурая

1 Костёр на берегу

Иосикава Кэн с неудовольствием глядел на догорающий закат.

Ещё недавно морская гладь полыхала жидким огнём, переливаясь всеми оттенками пурпура и кармина. На багровое солнце, коснувшееся горизонта, было больно смотреть. Приходилось щуриться, приставлять ладонь козырьком к бровям, моргать. Величественное зрелище небесного пожара завораживало. Иосикава щурился, приставлял и моргал. Раз моргнул, другой, третий…

И вот, пожалуйста!

Солнце до половины утонуло в море. Алые блики потускнели, налились тёмной киноварью. Между ними лениво плескалось море чёрной туши, густея на глазах. Небо на востоке подёрнулось пеплом. Ближе к зениту пепел превратился в сажу, сквозь неё проступили колючие искры звёзд.

Это значит что?

Это значит, что к ужину они опоздали.