Я пообещал Фран неделю своего времени. Неделя, считал я, как раз тот срок, когда мой уход ни на что не повлияет, но (Фран наверняка это понимала) планы ухода хирели день ото дня, тем более что приходил я сюда не только из-за Фран. Приглядываясь вблизи к отдельным лицам, я все сильнее привязывался к труппе и больше не говорил «эти люди». Сколь прилипчивы бывают акценты и говоры, столь же заразительными оказались принятые здесь ирония, лукавство, показная невозмутимость. Здесь шутили
Обсуждали, например, вопросы образования. На последней неделе репетиций должны были прийти результаты экзаменов, и при удачном раскладе – а иного и быть не могло – Фран, Люси, Колина и Джорджа ждало поступление в предуниверситетский колледж, в каком уже учился Алекс. Харпер и Фокс, хотя и прибеднялись, тоже готовились к отъезду на учебу – это я знал от новых и старых знакомых, побывавших на вечеринке, куда меня не позвали. В последнее время разговоры по спирали устремлялись к будущему, а собеседники делали вид, что оно коварно и ненадежно, но другие-то знали, что оно уже позолочено и встретит их с распростертыми объятиями, ведь эти ребята, проявившие трудолюбие, ум и способности, давно получали награды в виде книжных купонов. По прошествии еще двух лет они планировали покинуть этот городок и перебраться поближе к мегаполисам, которые славятся ночной жизнью, бурными политическими событиями, музыкой, уровнем культуры и модными кафе. Там в освещенных свечами спальнях ведутся содержательные беседы, там поджидают новые друзья, друзья новых друзей и так далее, а на смену старым школьным узам приходят совсем другие, не столь тесные, но прокладывающие путь к свежему ветвистому древу знакомств, связей и возможностей. Надуманные опасности и риски оказывались непосильно тяжелой ношей. А избавление от этого бремени покупалось не происхождением и образованием – точнее, не только происхождением и образованием, а другой, более ценной валютой: доверием.
Я отрезал себе все пути к этим разговорам и теперь мог слушать только свой внутренний голос, который становился все более желчным и саркастическим. Что перспективнее – университет или театральная школа-студия? – размышлял Алекс. Медицинское образование – не слишком ли большая ответственность? – задумывалась Люси. Зависть – это разрушительное чувство, но если завидуешь врагам, она хотя бы придает куража, а если друзьям, то не оставляет тебе ничего, кроме оскомины и одиночества. Чтобы не светить своей миной, я просто встал и отошел в сторону, но не театрально, а скрытно. Впрочем, сделать что-либо скрытно не так-то просто, если у тебя с пояса свисает палка от швабры… Я пошел во фруктовый сад, лег под самой дальней яблоней, закрыл глаза и вскоре уже не слышал ничего, кроме шороха высоких трав.
– Пошли, а то свекла остынет, – сказала Фран.
– Ешьте сами, я не хочу. Серьезно.
С дерева раньше срока упало несколько твердых яблок, которые теперь врезались мне в спину, но я не стал переходить в другое место и слушал Фран, которая села по-турецки рядом со мной.
– Я знаю, почему ты смылся, – сказала она, дергая траву. – Это уже в зубах навязло, правда? Баллы. Надежды и мечты.
– Да нет, нормально. Просто мне нечего сказать, вот и все.
– По-моему, все считают, что ты станешь профессиональным актером, – сказала она и выждала. – Тебе так легче, Чарли, или…
– Пожалуй, да. Мне приятно, что ты рядом.
– Я слышала, тебе было непросто.
– Кто сказал?
– Люси, Колин…
В такое время не могло быть ничего хуже – и ничего лучше, – чем стать объектом пересудов.
– Они по-доброму отнеслись, ни насмешек, ничего такого. Просто сказали… Ребята переживают, честно.
– Что тут говорить: я и в самом деле облажался.
– Возможно, результаты окажутся еще лучше, чем ты…
– Да, многие так говорят – дескать, я скромничаю. Нет, нисколько. Я действительно облажался. Уходил с экзаменов, оставлял пустые листы. На экзамене по истории картинки рисовал. А под конец даже приходить перестал; если ты еще не знаешь, я отправил одного парня сдавать изучающее чтение под моим именем…
Она смолчала, и я был ей за это благодарен.