Стоик

В данном конкретном случае Джонсон нашел Стейна вальяжно восседающим в кресле с круглыми подлокотниками и высокой спинкой, его длинные ноги были вытянуты и лежали на тяжелом письменном столе красного дерева. На нем был точно подогнанный по фигуре твидовый костюм песочного цвета, легкая рубашка кофейного оттенка и темно-оранжевый галстук, он курил и время от времени стряхивал пепел с сигареты, изучая отчет Южно-Африканской алмазодобывающей компании «Де Бирс», акциями которой владел. Около двадцати акций приносили ему ежегодно две сотни фунтов. У него было длинное землистого цвета лицо с большим немного ястребиным носом, низким лбом, проницательными темными глазами, большим решительно дружелюбным ртом и несколько выставленным вперед подбородком.

– Вот и ты! – громко сказал он, когда, предварительно постучав, к нему вошел Джонсон. – Ну что там с тобой сегодня, старый честный методист? Я что-то читал сегодня утром про твое обращение в Стикни, кажется.

– А, это, – ответил Джонсон, довольный, что Стейну это стало известно; он нервно застегнул на себе пуговицы немного помятого шерстяного офисного пиджака. – Между священниками наших разных церквей в том районе завязался диспут, а я отправился туда в качестве арбитра. По окончании диспута они попросили меня выступить с обращением, и я воспользовался случаем и поговорил с ними об их поведении. – Он, вспоминая о своем выступлении, расправил плечи и вытянулся во весь рост этаким гордым движением уверенного в себе человека. Стейн отметил его настроение.

– Беда с тобой, Джонсон, в том, – продолжил он шутливым тоном, – что тебе нужно идти либо в Парламент, либо в судьи. Но если ты примешь мой совет, то сначала изберешься в Парламент, а потом уже займешь место судьи. Ты нам еще слишком нужен здесь, чтобы отпускать тебя в судьи. – Он от души и очень по-дружески улыбнулся Джонсону, который, в свою очередь, польщенный и воодушевленный этим замечанием, благодарно улыбнулся в ответ.

– Как тебе известно, я давно уже подумываю о Парламенте. Там происходит столько всего, имеющего отношение к нашей работе, и мое присутствие в палате пошло бы нам на пользу. Райдер и Буллок постоянно об этом говорят. Да что уж там, Райдер настаивает, чтобы я участвовал в довыборах в его районе в сентябре. Он, кажется, считает, что я могу выиграть, если сделаю несколько обращений.

– А почему нет. Разве есть кто-то лучше? А у Райдера в том округе большое влияние. Я тебе советую попробовать. А если я смогу оказать тебе какую-нибудь помощь в этом деле, я или кто-нибудь из моих друзей, ты мне только скажи. Я с радостью.

– Спасибо, мило с твоей стороны, я ценю твое отношение, – ответил Джонсон. – Тут еще вот что, – с этого места он заговорил более конфиденциальным тоном, – сегодня утром у меня состоялся разговор, который может оказать на этот вопрос кой-какое влияние.

Он замолчал, вытащил платок, высморкался, Стейн же тем временем с интересом разглядывал его.

– Ну так что это за секрет?

– Ко мне пришли два человека – Уиллард Джаркинс, американец, и Уиллем Клурфейн, голландец. Они агенты и маклеры, Клурфейн в Лондоне, Джаркинс в Нью-Йорке. Они рассказали мне кое-что интересное. Ты знаешь про тот тридцатитысячный опцион, что мы дали Гривсу и Хеншоу?

Стейн, у которого поведение Джонсона вызвало некоторое любопытство и недоумение, снял ноги со стола, положил отчет, который изучал до этого, посмотрел на Джонсона колючим взглядом и сказал:

– Эта чертова Транспортная электрическая! Что с ней?

– Похоже, они недавно ездили в Нью-Йорк и разговаривали с этим мультимиллионером Каупервудом. Кроме того, похоже, что они предложили ему за его услуги по сбору средств на строительство дороги только половинную долю в этом тридцатитысячном опционе. – Джонсон иронически фыркнул. – А потом, конечно, с него причитались выплаты в сто тысяч за их услуги в качестве инженеров. – Они оба в этот момент не смогли сдержаться и опять фыркнули. – Он, конечно, отказался, – продолжил Джонсон. – В то же время похоже, что на самом деле он хочет получить полный контроль над предприятием – всё или ничего. Вероятно, по крайней мере так они мне сказали, он выразил интерес в том или ином объединении линий, о чем мы с тобой думали в течение последних десяти лет. Как тебе известно, его вытесняют из Чикаго.

– Да, известно, – сказал Стейн.

– Кроме того, я только что прочел отчет о нем, который они мне оставили. – Он извлек из кармана целую страницу нью-йоркского «Сан», в центре ее располагалось довольно точное изображение Каупервуда – рисунок, сделанный чернилами и пером.

Стейн развернул страницу, пригляделся к рисунку, потом посмотрел на Джонсона.

– А что – он неплохо выглядит, а? Энергия бьет ключом! – затем он принялся изучать печатную таблицу некоторых из холдингов Каупервуда. – Двести пятьдесят миль… и все за двадцать лет. – Потом он, прочтя абзац про нью-йоркский дом Каупервуда, добавил: – К тому же он, кажется, знаток искусства.