Стоик

Получив телеграмму, Каупервуд улыбнулся, вспомнив, какую суровую словесную порку он устроил Джаркинсу. Тем не менее он отправил ответную телеграмму: он сейчас очень занят, но планирует отправиться в путь приблизительно пятнадцатого апреля, а по прибытии будет рад увидеть их и выслушать их предложение подробнее. Кроме того, он отправил зашифрованную телеграмму Сиппенсу, извещая того, что он едет в Лондон и отклоняет предложение Гривса и Хеншоу. Однако не может ли Сиппенс устроить так, чтобы Гривс и Хеншоу узнали о его скором приезде, поскольку помимо них ему должны сделать другое крупное и всеобъемлющее предложение, никак не связанное с линией «Чаринг-Кросс»? Эта информация должна отрезвить и вынудить их сделать предложение, которое может быть принято, прежде чем на его рассмотрение будет представлен другой план. В этом случае в его руках будет оружие, которое будет способствовать удержанию его новых советников в определенных рамках.

И все это время он устраивал свои дела с Бернис, Эйлин и Толлифером, конкретизируя их участие в его будущих планах.

Глава 21

Тем временем Эйлин, хотя по-прежнему и испытывала мрачные сомнения в глубинах своего эмоционального «я», все это время не могла не находиться под впечатлением неожиданных изменений в позиции Каупервуда. Потому что пребывавший в некоторой эйфории (поводом для которой были и лондонские планы, и Бернис, и изменение декораций в скором будущем, и всё-всё) Каупервуд вдруг в некотором роде неожиданно для себя самого стал вести доверительные разговоры с Эйлин. Он собирался взять ее с собой в Англию. Его завещание, его желание передать дом в ее управление, его поручения ей стать душеприказчиком исполнения его посмертной воли – все это объяснялось в ее голове следствием его чикагского поражения. Жизнь, как поняла теперь Эйлин, решила нанести ему что-то вроде отрезвляющего удара, причем выбрала для этого время в его карьере, когда этот удар будет наиболее эффективным. Он вернулся к ней. Или был на пути к возвращению. И одного этого факта почти хватало, чтобы вернуть ее веру в любовь и состоятельность других человеческих эмоций.

И она целиком отдалась избыточным приготовлениям к отъезду. Она делала покупки. Она посещала портного, шляпника, магазины нижнего белья, купила чемоданы, изготовленные по последней моде. Она опять, к своему собственному удовлетворению и к уже привычному на то время беспокойству Каупервуда, демонстрировала свою гиперболизированную веру в воздействие проявлений щедрости. Поставленная в известность, что они займут люксовую каюту на пароходе Kaiser Wilhelm der Grosse[13], отплывающем в следующую пятницу, она приобрела себе нижнее белье, более подходящее невесте, хотя и прекрасно знала, что интимные отношения между ними – вопрос исчерпанный.

Приблизительно в это же время Толлифер, чьи планы познакомиться с Эйлин до этого момента так и не были воплощены в жизнь, с огромным облегчением обнаружил в полученном им заказном письме планы палуб того самого лайнера, билет и, к его еще более сильной радости, три тысячи долларов наличными, которые тут же возымели действие: его энтузиазм и интерес к этому его новому заданию значительно выросли. Он сразу же исполнился еще большей решимости произвести благоприятное впечатление на Каупервуда, человека, который, как теперь видел Толлифер, хорошо умеет добиваться того, что ему требуется от жизни. Он поспешно просмотрел газеты и вскоре убедился в том, что уже подозревал: Каупервуды тоже плывут на пароходе Kaiser Wilhelm der Grosse, отбывающем в пятницу.

Бернис, узнав от Каупервуда обо всех предпринятых им на тот момент шагах, сообщила о своем решении отправиться в Лондон на «Саксонии», принадлежащей пароходной компании «Кунард» и отправляющейся из Нью-Йорка на два дня раньше «Кайзера Вильгельма». Они будут ждать его в Лондоне в уже знакомом им отеле «Кларидж».

Репортеры донимали Каупервуда вопросами о его планах, и он сообщил им, что отправляется с женой в Европу на долгие летние каникулы, что Чикаго его более не интересует и что он не имеет никаких деловых планов на ближайшее время. Это сообщение вызвало массу газетных комментариев, касающихся его карьеры, его гения, ошибочности решения отойти от дела с таким-то богатством, умением и силой. Он приветствовал эту газетную шумиху, потому что неожиданно для него она не только носила панегирический характер, но в то же время скрывала его истинные намерения и давала достаточно времени, чтобы составить план действий.

И, наконец, настал день отплытия. Эйлин поднялась на палубу с видом человека, для которого его превосходство над другими – непреложная и привычная истина.