Стойкость

— Сто один процент! — объявляет Валька и торопливо отходит от них.

И уже издалека, остановившись на минуту, она кричит:

— Секретарь редко у нас бывает! — И снова бросает на Кравченко испытующий взгляд.

— Вот это здорово! — вдруг шумит Бурдюк,— В этот месяц они, конечно, обставят американский экскаватор.

Они идут дальше. По дороге, как бы мимоходом, Крав­ченко спрашивает инженера:

— Как фамилия этой девчины?

— Берзинь,— говорит тот.

Кравченко смотрит на него, словно не верит, что услышал правду, и задумчиво повторяет;.

— Берзинь. Странная фамилия.

И тут их останавливает парень. Он без рубахи, тело его почернело от загара, бицепсы на нем выглядят комками руды.

— Товарищ Бурдюк, — говорит рабочий,— что ни гово­рите, а работать так нельзя. Из рудодробильни опять при­ходили, народ там волнуется, а мы молчим.

— Почему волнуется? — вскидывает брови Кравченко.

Бурдюк одним рывком расстегивает воротник рубахи, — ему стало жарко. Бурдюк говорит:

— Рудодробилка рассчитана на чистую руду, а у нас много пустой породы. Начальник дал приказ, чтобы отгру­жали и ее.

— Как это так?

— И мы спрашиваем, товарищ секретарь, почему та­кой приказ отдан? Неправильно это сделано. Пора бы разо­браться.

— Верно говорите. Разберемся. Сегодня мне об этом Долматов говорил. Пойдемте вместе в контору.

Контора расположилась за выступом горы, откуда хо­рошо виден бескрайний степной пейзаж. Степь покрыта травой, сочной травой, еще не выжженной солнцем. Ветер идет степью, и отсюда, с горы, кажется, что трава течет, трава —как волны. Густое зеленое поле волнуется вокруг. Так и хочется погрузиться в эти волны. Наспех сооружен­ный домишко за выступом скалы напоминает приют Фау­ста на Гарце. Тут пустынно и тихо, гул и шум работы раз­биваются о выступ горы, от которой тянется огромная тень.

Честно говоря, Кравченко не очень любит бывать здесь. Откуда-то взялось в нем предубеждение против этой из­бушки: тут работает Бердников, технический начальник рудника, человек удивительно несимпатичный, правая ру­ка его всегда в черной перчатке. Кравченко заставляет себя глушить брезгливое чувство к нему, свое недоверчивое отношение к инженеру, он старается не проявить даже в в мелочах, однако разговаривают они всегда подчеркнуто официально.

Не нравится Кравченко и то, что Бердников даже в этой, наспех поставленной времянке оборудовал комфор­табельный кабинет: диван и ковер над ним, тяжелые што­ры стального цвета и американская качалка вместо рабоче­го кресла. Кравченко в этом кабинете чувствует себя чужа­ком, что-то сковывает его по рукам и ногам, и потому дер­жится он так официально-сухо.

— Дело есть, товарищ Бердников,— входит Кравченко к инженеру, не поздоровавшись. И эту маленькую бестакт­ность тактично подчеркивает Бердников — он поднимается навстречу секретарю и с улыбкой, изображающей привет­ливость, хотя больше похожей на гримасу сатира, говорит:

— Пожалуйста, пожалуйста. Добрый день. Садитесь.

— Спасибо, — начинает сердиться Кравченко. — Я по делу.

Бердников в руке, обтянутой перчаткой, держит папи­росу, тонкую, им самим же набитую. От папиросы вьется струйка ароматного дыма, он расплывается по кабинету и наполняет его сладковатым, приятным запахом. Кравченко, вероятно, так только кажется, но ему становится трудно дышать, и он густо краснеет.

— Почему грузят пустую породу? — хрипло выдавли­вает он и переводит взгляд с папиросы на инженерово лицо.

— А-а-а!.. Это всех удивляет и всех волнует! — снова ироническая улыбка возникает на лице Бердникова.— Извините, но мне уже надоело объясняться по этому пово­ду с каждым. Ну, кто, скажите на милость, доказал, това­рищ Кравченко, что это пустая порода? Да, не стану утвер­ждать, что в ней семьдесят-восемьдесят процентов железа, но и про отсутствие такового в ней не скажу. Наша страна не столь богата, чтобы разбрасывать добро. Не правда ли?

— Да ведь пустая порода портит механизмы рудодробильни!

Бердников разводит руками, пожимает плечами, на ли­це его — выражение беспомощности и недоумения. Голос его становится тихим и убежденным:

— Выбирать надо одно из двух. Машину легче приоб­рести, а руда, наш хлеб, так сказать, будет лежать в недрах недобытой. Экономика!

— Правильно, из двух надо выбирать одно. Но это одно должно учитывать и наименьшую амортизацию рудодробилки, и полное выполнение плана рудником. Вы поду­майте. А я займусь этим. По приезде Долматова встретим­ся у него. Всего хорошего.

Он торопливо протягивает руку и, как всегда при этом, вздрагивает, ощутив прикосновение скользкой холодной перчатки. Когда он выходит, Бердников прищуренно смот­рит ему в спину. С лица его не сходит улыбка — то ли иро­ническая, то ли сочувствующая — понять тяжело.

И пока Кравченко бежит по тропе вниз, с горизонта на горизонт, Бердников в своем кабинете усаживается и крес­ло. Складывает руки на коленях, неотступно смотрит на дверь, и расширенные зрачки, кажется, стекленеют, и в них, как в зеркале, отражается аккуратный этот кабинет.