«Я и есть привидение. Я прах их надежд, их мечтаний, которым никогда не суждено сбыться.»
Мужчина торопливо подошел к гвардейцу. Он с трудом сдерживал влагу глаз. Он завороженно рассматривал Мельхиота.
Наконец, он схватил его за плечи. Он смотрел в его бесцветные глаза, пытась разгядеть в них что-то, понятное только ему одному. И отводил взгяд. Рассматривал каждый шрам на его лице. И снова возвращался к глазам. Все было в его взгляде. Вера, упование, страх, любовь, тревога. И снова отводил. Его правая рука была почти нежна, схватив раненную Мельхиота. Мужчина, оказавшийся вблизи уже почти стариком, улыбнулся.
Не таким помнил его Мельхиот. Не этим скукожившимся нервным старцем, от которого веяло едва заметным запахом портвейна. Не тем суровым и властным воином, который когда-то оставил его перед воротами академии.
Он осторожно отодвинул полу кителя, и удивленно посмотрел на орден. — «Многим ли, за эти девять лет, ты позволял подступать так сокровенно? Сколькие заплатили смерти, за право оказаться к тебе так близко? Моя жизнь отныне сплетена с ними воедино. Сплетена смертью. Смертью.»
«Мой отец.»
В его новой улыбке промелькнула гордость. Из глаз прокатилась сиротливая слеза. В этот момент Мельхиот ненавидел этот орден сильнее, чем когда бы то ни было. Он почти жег ему грудь.
Старик обнял Мельхиота, насколько смог дотянуться.
— Добро пожаловать домой, сын.
Женщина медленно подступала. На строгом лице пожилой дамы катились слезы, не в пример обильнее мужа. Она не так изменилась. Разве круги под глазами еще больше потемнели. Добавилось сухих морщин. Слезы скатывались в них, увлажняя лицо. Делая его таким открытым. Таким доверчивым.
«Мразь! Мразь.»
— Сынок! — не выдержала женщина, присоединившись к мужу.
Они так и стояли, вздрагивающий мужчина. Рыдающая женщина. Обнимающие не задравшего рук гвардейца с туманными, бесцветными глазами.
— Что же мы, София? Пройдем в дом. Да престань же ты плакать, женщина. — вытер сиротливую слезу непривычно засуетившийся отец.
— Да. Да, конечно, Рональд. — оторвалась дама, торопливо вытирая слезы.
— Нужно расседлать моего коня. — мать вздрогнула. Это был его голос? Неужели он разговаривал таким исскуственным голосом?
Кулак здоровой руки Мельхиота медленно сжался.
— Простите меня. — не выдержала дама. Снова заплакав, почти побежала в дом.
— Конечно, Софи. — несколько растерянно проговорил отец.
«Ты никогда не понимал мать. Ты всегда ставил ее перед необходимостью принять мир таким, каким его видишь
— Я пошлю слугу разобраться с этим. — Рональд обрадовался возможности отвлечься делами. И заговорить о знакомых вещах. — Мэллоу. Ты помнишь старину Мэллоу? Ах-ха. Он был стриком, еще когда тебя родили на свет. Сейчас он конечно уже не так прытк как раньше. По правде говоря, старая развалюха еле передвигается. Но у нас и мысли не было взять другого.
Они направились в дом. Мельхиот понял, что должен что-то сказать.
— Да, я помню его.
— Не изволь сомневаться, твоей лошадью займутся. Может к вечеру, но он до нее обязательно доберется. — улыбнулся Рональд. — Хотя у него стареют поджилки. Память у него отменная. Он до сих пор с точностью вспоминает события, которые я и сам уже с трудом припоминаю, были ли они вообще. Конечно, старый плут, может и сочиняет, кто его знает?
В парадной проскользнула стеснительная и, какая то забитая, девчонка.
— Это служанка Розмари Кроумор. С левого корпуса. — сообщил Рональд Мельхиоту так, как буд-то тот обратил на нее хоть малейшее внимание.
— Ты помнишь леди Розмари? — он помнил напыщенную дворянку, презрительно морщившую нос раждый раз, как Мельхиот ей попадался. Как если бы она увидела таракана.
— У нее скончался муж. Их дети съехали от сюда. Сейчас она почти не выходит из своих комнат. Сударь Тавор с женой, съехали пару лет назад, выкупив у нас с Кроумор квартиру наверху. Теперь они сдают ее сами. Они перебрались в город. Тавор, кажется, занялся ростовщичеством, — отец всегда с неодобрением относился ко всем видам денежных манипуляций. — разбогател, и был принят в банковскую гильдию. К нему теперь стоит обращаться не иначе, как пэр Тавор.
— На верху, — Рональд дернул головой. — Теперь живут чета каких-то дворян. Они, кажется даже не женаты, а всего лишь обмолвлены. И находятся в этом… Как его? Лиховерие, которое сейчас стало популярным. Условном браке!
— Довольно досужая, должен признаться, парочка. Мы уже жалеем что продали квартиру. Но поделать нечего. Мы бы попросили пэра Тавора отменить им апартаменты. Если не меня, то уж леди Розмари он бы, наверняка, послушал. Но он не оставил связи. Я не смог его отыскать.
Отец провел сына через хол в общую обеденную. Он то куда-то убегал, то возвращался к, не сдвинувшемуся с места, сыну. Никогда Мельхиот не видел, что бы тот был так взволнован.