Стоит ли мне писать?

— Не спится в такую рань, мой господин?

На общей кухне, в дальней стороне, в свежих лучах солнца, стояла сударыня Энн. Странное для северянки имя. Если оно полное, то наверняка не настоящее.

Она стояла полуприсев-полуоблокотившись на стол. Но держала осанку прямой как палка. Почти в той же позе, что днем ранее в обеденной. И солидно курила мундштук.

Мельхиот взглянул на нее механически. Как на жужащее насекомое, которое никак не достать. Оценивал некоторое время содержимое стенного шкафа, и достал выдержанный виски.

— Напиться с самого утра. Какая превосходная мысль. — в ее голосе не было ни тени иронии, скорее печаль.

Рональд бы не одобрил, если кто-то пил бы крепкий алкоголь до обеда. Целыми стаканами. Но, что самое главное: на глазах у соседей. Мельхиоту было, в сущности, наплевать, что подумает сударыня Энн. Его отец. Весь кондоминиум. Вместе хоть со всей улицей, если уж на то пошло. Он пробыл дома всего два неполных дня, но уже смертельно устал думать о том, что «одобрил бы» отец.

«Как буд-то никто из них не чувствует запаха твоего любимого портвейна.»

— Вы неразговорчивы, верно?

Мельхиот молча осушил стакан. Сударыня Энн поаплодировала его лицу, на котором не дрогнул ни один мускул, с таким же, совешенно серьезным выражением. Может в этом и была ирония? — вяло подумал Мельхиот.

Он, вообще то, ненавидел алкоголь. Но признавал что, иногда, тот просто необходим.

— Не нальете даме?

Гвардеец и не подумал. Облокотился задом о стол в той же манере, расслабил спину и уставился на нее мутным безжизненным взглядом. Её это совершенно не смутило.

Мельхиот чувствовал себя разбитым. От того, что услышал вчера. От того уже сказал, от того, что еще скажет.

— Вы бывали в плену? — неожиданно спросила сударыня Энн.

Он продолжал безразлично смотреть. Она заинтересовала его почти так же, как то жужащее насекомое. На которое пялишься от безделия и лени.

— Расскажите кроткой и невинной девице свою историю? — её выражение стало почти сладострастным.

Она глубоко затянулась. Лицо скрылось в зыбе волнующегося дыма.

— Вас пытали?

Из подсобного помещения выскочила служанка леди Розмари с кувшином в руках. Она быстро и опасливо глянула исподлобья на Мельхиота, безмолвной горой стоявшего в углу кухни. Со страхом на сударыню Энн. И поторопилась пересечь помещение.

Энн перехватила её на пол пути. Прижала спиной к себе и грубо запустила руку в корсет. Дым от мундштука падал служанке на лицо. Она отвернулась, то ли от стыда, то ли от отвращения.

— Не желаете поразвлечся в троем? — приторно и интимно обратилась она к ним обоим. Её, красивое лицо, не очень приятно исказилось похотливой гримассой.

Служанка вырвалась, расплескав на подолы сударыни Энн воду. Та звонко рассмеялась. Так могла бы смеяться придворная фрейлина, шутке оказываюшего непритязательное внимание вельможи.

Для него это все имело не большее значение, чем обычные вежливые утренние приветствия. Именно они, зачастую и казались ему вульгарными в своей неискренности и безразличии.

Мельхиоту надоело это представление. Оно вогнало бы в краску, и заставило вылететь из кухни пробкой любого молодого неиспорченного человека. Смутило бы любого порядочного дворянина. Довело бы до инфаркта пожилую благовоспитанную матрону. Он улыбался, лениво поднимаясь по лестнице в свою комнату, представив, как выглядел бы в такой ситуации его отец.

Он пробыл здесь уже неделю. Роланд, по старому знакомству, пригласил армейского клирика. Простого цирюльника. Он часто с нотами недоверия отзывался об обычных церковных клириках. Говорил, что те распущены, по сравнению со своими армейскими братьями. Он утверждал, что армейский клирик, иной раз, может и приложить тебя красным словцом. Но всегда сделает все, что в его силах, что бы поставить тебя на ноги.

Цирюльник внимательно осмотрел его раны, и снял бинты. Оставил снадобья. И порекомендовал частые прогулки и физические упражнения. Роланд выпросил у него «по доступной цене» рецепт на довольно дорогой элексир. Цирюльник долго ахал и вздыхал. Но выписал разрешение получить у клириков элексир, из запасов предназначенных для нужд гвардии. Такие были в церкви любого города. И с мученическим видом принял деньги из рук Роланда.

Нобили имели огромную скидку, при покупке этих элексиров. Действующим в армии рыцарям, он вполне мог отойти почти бесплатно. Несмотря на это, они умудлялись тратить на них огромные средства. И являлись их основными потребителями.

Для простого человека, подобный элексир стоил большое состояние. На эти деньги можно было скромно пожить несколько лет целой семьей. Поэтому цирюльников не очень любили. Они делали плохую славу всей церкви. Но, по мнению Мельхиота, Кафедрал и сам, довольно сносно, с этим справлялся.