– Что молчишь, как коммунист на партсобрании?! Тебя спрашивают! – прокричал прямо в ухо Хмурый. – Или ты только о компьютерах можешь разговаривать?
– Было бы с кем.
– Можешь со мной! – азартно предложил Женя.
– Бисера жалко.
Пауза продолжалась несколько секунд, словно звуки вязли в клубах табачного дыма и надо было приготовиться, вдохнуть воздуха побольше и дунуть посильнее, чтобы разогнать его, а только потом смеяться. С Максовой кровати выдохнули почти разом и захохотали от души. Сизый снеговик качнулся, припал к столу, будто хотел лечь на горлышки бутылок.
Макс взвизгнул по-поросячьи и задрыгал под столом ногами, отчего создалось впечатление, будто небольшая чушка прорывается оттуда к двери. Новые выхлопы хохота окончательно разметали сугробы дыма, от снеговика не осталось и следа.
– Классная у нас тусовка! Макс, Олег, вы… ну, это!.. – здесь надо было уже рвать на груди рубаху, но на Рамиле была майка. Он схватился за бутылку: – Давайте выпьем за это, ну, в общем, чтоб у нас всегда было дружно, весело и это!.. – он захлебнулся от избытка чувств.
– Будут деньги, не соскучимся, – пообещал Макс, – а за ними далеко ходить не надо, – стукнул он каблуком по полу, под которым находился ювелирный магазин. – Вьетнамцы нам помогут!
Макс и Олег по утрам до открытия магазина занимали в него очередь, а потом продавали ее тем, кто спешил вложить обесценивающиеся «деревянные» в золото. В основном их клиентами были вьетнамцы. Эта несложная работенка приносила им больше дохода, чем уборка по вечерам Столешникова переулка. Впрочем, Макс уже забыл, с какой стороны берутся за метлу.
Вино хоть и пахло хорошо, а на самом деле – подкрашенная вода. Только у донышка появлялся привкус, напоминающий раствор марганцовки. Хотелось соскрести этот привкус зубами с языка и сплюнуть, а очистившись, дотронуться затвердевшими, будто сведенными судорогой губами до губ Инги, прорвать вкус помады и обжечься о них.
Она повернула голову и посмотрела потемневшими глазами, похожими на заросший зелеными водорослями волнолом, о который взгляд разбился и обсыпался мириадами брызг.
This program has performed an illegal
operation and will be shut down.
If the problem persists,
contact the program vendor. [7]
Зима наступала нерешительно, точно никак не могла поверить, что пришел ее черед. Позавчера шел снег, а сегодня всю ночь поливал дождь. Он посмывал с улиц и крыш домов серые пятна снега, освободил лужи от тонкого, хрусткого льда. Заодно и из людей вымыл остатки летней светлости. Они шагали по улицам ссутуленные и насупленные, обходя друг друга как можно дальше.
Впереди глухо отбивала такт каблуками черных ботинок с выпушкой поверху изящная девушка в длинной черной кожаной куртке, перетянутой поясом в тонкой талии. Из куртки выстреливались стройные ноги в колготках телесного цвета и более темным узором-змейкой сбоку. Плечи и голову скрывал красный зонт с черными пластмассовыми наконечниками на спицах. Наверное, и личико красивое, как ноги, а может, и нет, может, похоже на зонт – круглое и красное, с набрякшим простуженным носом. Она приостановилась, шаг пошире – и обгонишь, заглянешь в лицо. Правая нога быстро погрузилась в холодную воду, которая полилась в ботинок сверху.
– Осторожней! – отшатнувшись от брызг, возмущенно воскликнула девушка и показала из-под зонтика милое личико с искривленными обидой, тонкими губками, вишневыми, подведенными по контуру темным карандашом, увеличивающим миллиметра на три верхнюю и нижнюю. – Все колготки испачкал!
– Снимай, постираю.
Губки сразу разгладились, а затем приоткрылись в улыбке. Она посмотрела ожидающе. Одно слово – и завяжется знакомство, которое может закончиться как угодно. Поверх ее лица вдруг наложилось Ингино. Шаги девушки какое-то время еще слышались позади, а потом слились с топотом других прохожих.
В прихожей у телефона сидел Макс. Придерживая трубку левым плечом, он что-то записывал в тетрадь, которая лежала на коленях. Не переставая писать, махнул левой рукой: подожди, дело есть.
– Цена? – спросил он в трубку и повторил услышанное: – Сорок пять центов. Есть. Еще что?.. Тогда все, жди звонка.