– Главное – начать пьянку, а водка сама потом появляется до тех пор, пока хоть у кого-нибудь есть деньги, – поделился он опытом. Посмотрев на стоявший на огне узкий и высокий алюминиевый чайник Антонины Михайловны, гмыкнул весело. – Я на этот чайник без смеха не гляну! На Кавказе такие называют кумганами. Мусульмане из них подмываются в туалете.
Он набрал воды в стакан и пошел к себе. Походка была грузная, будто Макс нес бочонок с водой, не меньше.
Антонина Михайловна сидела у телефона. Ее испуганный взгляд был направлен на дверь в Максову комнату. Поняла уже, что Макс не отгонит ее от аппарата, но никак не могла прийти в себя. Он уже наигрался в посредники, так ничего и не заработав, но Антонина Михайловна до сих пор не могла поверить в это. Ее взгляд немного оживился, когда увидела букет алых роз. В помолодевшем, морщинистом лице появилось радостное ожидание, будто цветы предназначались ей, и оно не изменилось, даже когда их пронесли мимо. Подрагивающим от счастья голосом Антонина Михайловна произнесла в трубку:
– Сосед прошел, тот, из дальней комнаты, я тебе говорила. С розами, на свидание. Такие красивые!..
На Инге была длинная плотная темно-серая юбка, которая шла ей так же, как мини-юбка монашке. Инга почувствовала, что ее одежда не понравилась, и, взяв букет, спрятала в нем лицо, будто нюхала цветы.
– Какая прелесть! Спасибо! И так много! – поблагодарила она вроде бы радостно, однако проскользнули нотки раздражения. И глаза прятала.
– Вообще-то я считаю, что дарить сорванные цветы – это варварство. Нельзя убивать красоту. А мерить любовь стогами – это верх мещанства.
– Теперь буду знать, что я варвар и мещанка, – с нескрываемым раздражением сказала она и отвела от себя руку с букетом, словно с цветов капала грязь.
– Варвар – я.
– Ну, спасибо, утешил! – язвительно поблагодарила Инга. – Буду только мещанкой!
– Женщина может быть только красивой или очень красивой. Все остальные определения имеют к ней косвенные отношения. Ты – самая красивая!
Инга улыбнулась и впервые глянула в глаза. Ожегшись о мужской взгляд, потупилась и спрятала лицо в букете. Она взяла под руку и повела по переулку в сторону мэрии, старательно обходя лужи, оставшиеся после дождя, который поливал с раннего утра и почти до вечера. В лужах кисли большие желтые листья. Казалось, именно от них исходит бражный дух, которым был наполнен воздух.
– Вышла сегодня в булочную, а какой-то дядька, придурок, говорит: «С такими ногами надо дома сидеть!» Испортил настроение на целый день! – пожаловалась Инга. – У меня ведь красивые ноги?
– За одну ручаюсь.
Инга сделала пару шагов и только тогда засмеялась и дернула руку, за которую держалась.
– Вы с ним договорились дразнить меня?! – весело произнесла она.
– Может, он имел в виду, что такими красивыми не надо раздражать остальных женщин?
– Ну, да, посмотрел бы ты на его физию! От одного его взгляда молоко скиснет! – сказала Инга. – Поэтому юбку эту одела. Мне ничего в ней?
– Нормально. Мужчины замечают не то, как одета женщина, а то, как раздета.
– И не тогда, когда надо, – добавила она и, вспомнив что-то, скороговоркой выпалила: – Я так плохо себя чувствую! Врач сказал, что у меня цистит – воспаление мочевого пузыря.
– Прими мои соболезнования.
– Тебе все шуточки! Знаешь, как это неприятно?! – с неподдельной обидой произнесла она.
– Догадываюсь.
Инга нервно дернула головой, и от нее пахнуло духами, новыми, с запахом возбуждающим, притягивающим и немного тревожным, с дымком, точно прилетевшим с далекого пожарища.
– А ты понравился бабе Вале, – сообщила она.
– Разве?! Мне показалось, что она испугалась меня.
– Нет, это она от неожиданности, – сказала Инга и передразнила с легким акцентом: – «Хороший паренек. Сразу видно – образованный. Из-за этого и дюже субтильный».
– Она родом с юга?
– Курянка, – ответила Инга. – Ты бы послушал, как она частушки поет! Они, когда моя бабуля была жива, выпьют по рюмочке и как споют! Или иногда загнет что-нибудь на курско-французском – хоть стой, хоть падай! – она хохотнула, вспомнив, наверное, одно из таких выражений. – И, как Макс, любит рассказывать жуткие истории. Она их столько знает!
– Может, поэтому он тебе и нравится?
– Нет, – отрезала она и поморщилась. – Плохо себя чувствую: цистит.
– Не повторяй, я понял, что ты не хочешь, приставать не буду.
– У меня правда цистит! – запальчиво произнесла она, порозовев щеками. Пройдя несколько шагов, произнесла спокойным тоном: – Трудно поверить, что ты служил в армии.
А подразумевала: что такой умный. И на том спасибо.