Столешников переулок

Инга подалась грудью вверх и стало слышно, как внутри, откатившись от горла, рассыпался невырвавшийся стон наслаждения. Она судорожно схватила двумя руками голову мужчины, закрыв уши, словно не хотела, чтобы он слышал ее стоны, плавно оторвала от груди, и сосок выскользнул из сжимавших его губ, потом придавила, а когда сосок обхватили губами, снова оторвала – подсказала, как лучше ее ласкать. Руки Инги сразу ослабли, они уже не сдавливали, а сопровождали, согревая теплой подушкой воздуха, образовавшейся между ними и головой. Издав тихий, болезненный стон, Инга оторвала голову от груди и прижала ниже, к животу. Грудь ее судорожно поднималась и опускалась, а внутри с двойным перестуком часто билось сердце. Ниже, в районе пупка, биение слышалось громче, четче, будто приближаешься к нему, а не удаляешься. Кожа здесь холоднее, не такая гладкая, как на груди, и без вкуса и запаха. Волосы на лобке шелковистые, они щекотали лицо и, казалось, выдохни порезче – их сдует. Инга робко, словно сомневалась, правильно ли поняла, раздвинула ноги. И здесь кожа была с сыроватой мягкостью, которая быстро высохла, оставив лишь легкий запах Ингиного тела. Вялые губки раздвинулись, открыв липкую плоть, прикосновение к которой, кисловатой и пощипывающей, было похоже на прикосновение кончиком языка к обеим клеммам квадратной батарейки. Инга вздрогнула всем телом. Бедра ее крепко сжали мужскую голову, смяв уши. Инга застонала протяжно и чужим голосом, переходя от низкого к высокому. Бедра сдавливали и отпускали мужские уши, отчего стоны Инги дробились на звучавшие более громко, самые низкие первые и самые высокие последние и приглушенную, как бы утробную, середину.

Тело ее напряглось, подалось тазом вверх, а затем, расслабившись, плавно опустилось. Обмякли и ноги. Волоски на лобке повлажнели и потеряли пушистость, а кожа на животе и груди приобрела солоноватый привкус. Губы Инги потвердели сперва и подались вперед, а потом обмякли и как бы растаяли. Язычок ее проскользнул между ними, соприкоснулся с другим – стрельнул короткий сладкий разряд. Инга раздвинула ноги шире и подняла выше. Устье влагалища было влажным и липким. Оно легко впустило в себя член. Там было горячо и мягко, податливая плоть совсем не чувствовалась, казалось, что скользишь в немного вязкой пустоте. Инга застонала реже и пронзительней, чем раньше. Голова ее плавно покачивалась по подушке из стороны в сторону, то прижимаясь теплой щекой к мужской щеке, то отдаляясь.

Стоны стали жалобнее, точно Инга вот-вот заплачет, и в тот миг, когда сперма потекла по каналу члена, влагалище судорожно сжалось, передавив его. Сперма остановилась. Несколько секунд она слабо пыталась протиснуться вперед, а затем медленно и как бы спотыкаясь, потекла назад, оставив взамен себя тупую и тягучую боль с подташниванием, будто в пах ударили ногой.

...

File cannot be copied into itself. [12]

Инга тяжело вздохнула и произнесла низким голосом:

– Ему нравилось.

Лицо Макса, не смотря на некоторую помятость, выражало искреннюю радость жизни. Зайдя на кухню в черных с белыми лампасами спортивных штанах и серой футболке, он шлепнул себя ладонью по лбу и весело сообщил:

– Забыл, черт!

Он оглянулся – не вернуться ли? – махнул рукой и, так не и сказав, что именно забыл, открыл кран с холодной водой. Хлебал жадно и с довольным урчанием, потом отрыгнул громко и фальшиво пропел:

– По-гу-ля-ли!

Он размазал тыльной стороной ладони капли на подбородке. На руке были светло-зеленые пятна. Видимо, во время пьянки кому-то понадобилась медицинская помощь.

– По какому случаю?

– Камиль приехал. На фуре, затариться. Со срання побежал отовариваться. Обещал, что вечером опять погудим, – рассказал Макс. – Он, кстати, хотел тебя увидеть, заходил к тебе.

– Меня не было дома.

– У Инги ночевал? – догадался Макс. Что в лице, что в голосе ни капли ревности. – Классная девка – полная пазуха сисек! Только слишком замуж хочет. – Он снова отрыгнул, а потом шутливо застонал: – О-о-о!.. Скоро опять бухать! И ты готовься!

– Я сейчас уйду.

– Зря. Камиль обещал выставить ящик водки из той фуры, что купит, – сообщил Макс.

– Если обещал ящик, значит, бутылки три выставит. Но не меньше двух – точно.