Столько лет спустя

Редкий случай. Одна из первых штыковых атак была отбита, фашисты были растеряны, и солдата еще успели похоронить.

Отец, Майоров Бадма Гаряевич,— член партии с 1919 года, боролся за Советскую власть в Калмыкии. В годы гражданской войны — работник политотдела Крас­ной Армии и штаба десантного отряда моряков Волж­ской Каспийской военной флотилии, разведчик, военный комиссар.

Мать, Майорова Агдя Сангаджиевна,— одна из пер­вых организаторов женского революционного движения в Калмыкии. В первые годы Советской власти заведо­вала областным женотделом. Оба, и муж и жена, были делегатами Первого съезда народов Востока от Калмыц­кой автономной области.

Сын, Майоров Венециан Бадмаевич: 1921—1941 годы. Погиб в первые же дни войны. Последнее его письмо из Бреста: «Мама и папа, купите и пришлите мне два тома Беранже».

Отец, Амбросий Георгиевич Шеварднадзе,— старый коммунист, еще до войны, вероятно одним из первых, был награжден Почетной грамотой заслуженного учителя шко­лы Грузинской ССР — «За особые заслуги в строитель­стве хозяйства и культуры».

Сын, Акакий Амбросиевич Шеварднадзе: 1920 — 1941 годы. В самом последнем письме, 13 июня, он пи­шет домой старшему брату: «Брат Лале! Я живу по-прежнему и о вас скучаю… Но что делать? Моя служба подходит к концу, но для меня она может пока не закончиться…»

22 июня в первые же часы войны старший сержант А. А. Шеварднадзе погиб возле казармы своего 333-го стрелкового полка.

Юноши. Почти мальчики.

Из не прожитых ими лет: «Пригласительный билет на золотую свадьбу. Республиканский совет ветеранов и женсовет Калмыцкой АССР приглашает вас на торжественный вечер, посвященный золотой свадьбе ветеранов революции и женского движения в Калмыкии — старей­ших коммунистов супругов Майоровых Бадмы Гаряевича и Агди Сангаджиевны, которая состоится в кафе «Нюдля» 29 мая 1970 года в 19 часов».

Горше нет — пережить сына почти на тридцать лет. Но и святее нет — то, что ты сам завоевывал, чему посвя­тил жизнь, все это защитил сын, твой собственный.

Были и другие семейные судьбы, если хотите, — противоположные.

Семен Иванович и Клавдия Тимофеевна Бабкины об­разования не имели никакого. Он — из бедной крестьян­ской семьи Орловской губернии, она — с Рязанщины (отец ее служил у помещика, который в конце концов выгнал его). Неграмотные родители поднимали девяте­рых детей. Одни из них, Степан, учился в МГУ. «Оде­вался он плохо,— вспоминают сестры,— носил старое пальто отца, а шапка настолько была худа, что он ее снизу подрезал, она стала как тюбетейка».

А все-таки детей на ноги поставили.

Петр Людвикович и Ева Павловна Хорецкие — бело­русы, тоже не без труда поднимали семерых детей, сре­ди которых была и Верочка.

Пока эти семьи — российская и белорусская — были бедны и слабы, они находились под опекой и защитой Родины. А потом, в тяжелый час, уже Родине понадо­билась их защита.

Степан Бабкин, помните, погиб в рукопашной, когда фашисты ворвались в госпиталь.

Вера Хорецкая работала здесь же медсестрой. Она перевязывала раненого, когда увидела в дверях немец­ких автоматчиков. Раненого она заслонила — инстинкт сестры милосердия. Их пристрелили вместе, в упор.

* * *

Их нет, и некому сказать: «Мы вернулись». И мы узна­ли о вас, пусть с опозданием, но узнали. Каждый из вас, даже тот, кто пал в первые минуты войны, приблизил наше возвращение.

Если бы они смогли сегодня подняться, только на миг, на одно мгновение открыть глаза, о чем бы спросили они? О судьбе Родины? Вряд ли, они и тогда не сомневались, чем кончится эта война. Наверное, о близких, что стало с ними, пленными?

Фашисты отпустили их — жен и детей. Завоеватели были сильны, самоуверенны, они еще не знали, что это такое — «народная» война. Но потом, когда развернулась вовсю партизанская борьба, фашисты стали снова разы­скивать именно их, жен офицеров и солдат Брестской крепости. Ходили с облавами по всем окрестным дерев­ням. Именно тогда, уже в 1942 году, была обнаружена и расстреляна вся семья Кижеватовых. Расстреляны семья Мулиных (жена и маленькая девочка), семья Чистя­ковых (жена и два мальчика — дошкольника).

В Жабенках казнили сто двадцать жен и детей за­щитников Брестского гарнизона и крепости.

В Великорите — восемьдесят.

Массовые казни прошли в Ракитнице, Радваничах.

Фашисты шли по верному следу. Судьбы Вали Сачковской или, скажем, Галины Корнеевны Шабловской были типичны.

Когда капитан Шабловский, бросившись с моста, по­гиб, жена и четыре малолетние девочки оказались в тюрь­ме. Не успев утром 22 июня обуться, Галина Корнеевна все эти недели так и ходила босая, ноги ее, изрезанные стеклом, побитые камнями, гноились. И когда, освободившись из тюрьмы, они добрались до деревни Турное, здесь ее долго лечила старушка, у которой они остано­вились. Старушка, впрочем, и сама была немощная, и две старшие девочки Шабловские — восьмилетняя Рая и семилетняя Таня бродили по соседним деревням — побирались… Так продолжалось с неделю. Потом по деревне прошел слух: «солдатка». И в дом, где жили Шабловские, понесли хлеб, молоко, яйца.