Столько лет спустя

1979 г

Глава 16. Верность

Мы снова шли через те же города, но уже входили в них с востока и выходили на запад. И возвращение каждого города было праздником, счастьем. Что там город — захолустная станция, село, одинокая уцелевшая изба, да просто пядь выжженной земли, где нет ни былинки, и она, взятая с кровью, была дорога нам. Шел июль, а год был — сорок четвертый. Солдаты спрашивали команди­ров об одном и том же, о главном: скоро ли граница? Скоро ли?..

1944 год. 21 июля. Из письма Рузвельта Сталину: «Стремительность наступления Ваших армий изуми­тельна…»

24 июля. Из послания Черчилля: «…Разрешите мне выразить сердечные поздравления в связи с неотрази­мым наступлением советских армий, а также в связи с победами огромной важности, которые Вы одержали».

28 июля. Из сообщений Совинформбюро: «…наши вой­ска ворвались в город и после ожесточенных уличных боев овладели им. Противник потерял убитыми свыше 3000 солдат и офицеров. Подбито и сожжено 27 немец­ких танков и самоходных орудий. Захвачено 6 паровозов, 240 вагонов с боеприпасами, эшелон с продовольствием и 30 цистерн с бензином… Наши войска окружили три дивизии немцев».

Окружали мы прежде и побольше дивизий, и города освобождали покрупнее, и бои были куда кровопролит­нее.

Но город-то был — Брест!

Последняя пядь родной земли, здесь обрушилась, оп­рокинулась на нас самая чудовищная из всех мировых войн.

Когда началась наша победа, когда под Курском, середина войны, ее вершина, ее пик, мы нанесли самое тяжелое поражение фашистам и война повернула вспять? Или когда остановили врага под Москвой? Нет, раньше, намного раньше. Когда в жарком, пыльном июле сорок четвертого года советские войска вступили в крепостные развалины, они уже поросли бурьяном, те стены, что уцелели, были как пчелиные соты — от осколков и пуль; среди руин, в подвалах открылись выцарапанные на сте­не предсмертные слова:

«Мы еще вернемся».

* * *

В этот субботний день четырнадцатилетняя Валя Сачковская вместе с подружкой Нюрой Кижеватовой успела посмотреть сразу три фильма. Ночь была лунная, вер­нувшись домой, она еще читала до двух ночи.

А Алику Бобкову было пять лет, он помнит, как отец возвращается под вечер домой, локти в сторону и на мо­гучих руках повисли ребятишки чуть не со всего двора. Заснул как заснул. Как всегда.

В нескольких сотнях метров от них, по ту сторону, шла другая жизнь. 45-я немецкая пехотная дивизия — любимица Гитлера, она первой вошла в горящую Вар­шаву, она вошла в побежденный Париж — готовилась опрокинуть маленький гарнизон. Из воспоминаний пастора дивизии Рудольфа Гшепфа: «…и на этот раз в тече­ние нескольких дней происходили богослужения: послед­нее еще 21 июня вечером в 20.00 в лесном лагере».

С именем бога они и перешли границу.

В первые секунды, когда взметнулась к небу земля, даже взрослые были в замешательстве, что говорить о детях. Валя Сачковская, увидев в окно, что кругом все горит, спросила: «Это гроза?» Отец сказал: «Отойди от окна, это — война». А Алика Бобкова отец успокоил: «Не бойся, это Ворошилов на танке едет».

И Валин отец — дирижер музыкантского взвода, и отец Алика — командир роты погибли в первые же ми­нуты войны.

Мы знаем, как они все сражались. Полковой комис­сар Фомин запретил оставлять последний патрон для себя: «И последний — для фашистов. А умереть сможем и в рукопашной».

Неповторимы судьбы. В субботу 21 июня Фомин от­правился на вокзал, чтобы уехать из Бреста к родным, но не достал билет и вернулся в крепость. Начальник госпиталя Бабкин, наоборот, лишь два дня назад приехал в Брест — служить. Бабкин погиб в рукопашной. А Фомина фашисты вывели за крепостные стены и там рас­стреляли.

Уже пал Минск, а маленький гарнизон старой крепо­сти сражался. Уже пал Смоленск, а бои в крепости еще продолжались. Уже фашистские самолеты полетели бом­бить Москву, а майор Гаврилов, последний, еще отстре­ливался. Это ведь не легенда, это правда, что его бессознательного, почти неживого фашисты торжественно про­несли перед строем, его приказано было вылечить и на него, как на чудо, ходили смотреть в госпиталь гитле­ровские солдаты и офицеры.

Так сражались, а смерть искали, действительно, не в последнем патроне. Бросались на камни с башен… И даже, оказавшись в плену, искали достойную гибель.

Капитана Владимира Шабловского вели в колонне военнопленных. С ними шли женщины, дети, жена Шаб­ловского несла на руках младших девочек — годовалую Светлану и двухлетнюю Наташу, еще двое держались за ее подол — Таня, семи лет, и Рая — восьми лет. Шабловский, оттолкнув конвоира, крикнул: «За мной!» — и бро­сился с моста в воду, солдаты кинулись за ним. Конечно, их перестреляли.

Подробности их подвигов открылись далеко не сразу. Первым обнаружили и опознали под развалинами кре­пости тело лейтенанта Алексея Наганова. Это было в 1949 году. Его имя установили только по сохранившему­ся комсомольскому билету. Пистолет был на боевом взводе, и в нем еще три патрона.