Столько лет спустя

Впервые за свои четырнадцать лет так задумались дети. Лена Лосева мучительно морщит лоб.

1. Достоинство, которое Вы больше всего це­ните в людях:

Выводит ломким неустоявшимся почерком:

«Честность».

В мужчине:

«Силу, мужество».

В женщине:

«Гордость».

2. Недостаток, который Вы скорее всего склонны извинить.

«Легкомыслие».

3. Недостаток, который внушает Вам наиболь­шее отвращение.

«Грубость, развязность».

Странно, детский почерк выводит зрелые ответы. И еще удивительнее, как сквозь зрелость проглядывает вдруг открытое детство.

4. Ваше любимое блюдо.

«Мороженое».

Мороженое для нее — блюдо.

5. Ваше представление о счастье.

«Быть нужным людям».

6. Ваше представление о несчастье.

Вот тут на секунду остановимся, подумаем. При всей неустоявшейся еще зрелости и детской откровенной на­ивности, какой ответ можно предположить? Любой, на­верное. И самый серьезный, и самый наивный.

Но только не тот, который она написала. Все тем же детским почерком она вывела:

«Война».

Откуда это у нее? Читала книги? Смотрела фильмы? Но этого, пожалуй, мало для того, чтобы в минуту испо­веди написать именно это слово. Она родилась через мно­го лет после того, как отгремели последние бои. У нее живы-здоровы отец и мать. Что знает о войне девочка из Старой Руссы?

* * *

В 1930 году Сергей Федорович Малафеевский служил в Красной Армии. Писал домой в вологодские края: «Вступайте в колхоз всей семьей, новую жизнь будем строить. Работать сообща лучше и жить веселее будет».

Семья — восемь душ. Вместе с другими бедняками Малафеевские вступили в колхоз одними из первых. На­зывался колхоз «Победа». А потом вернулся в родное Григорово и Сергей. Стал председателем. «Победа» вышла в передовики. Направили Сергея в другое хозяйство, за три года поднял и этот колхоз. Молодого коммуниста направили в следующий… Четыре колхоза поставил на ноги Сергей Федорович. Началась война.

— Ребята, пошли,— сказал он односельчанам так, будто собрались они в поле.

И ушли на фронт.

…В Волчанске на Черниговщине Федор Власович Ивашко работал на текстильной фабрике. Бухгалтером. Дело знал, люди его любили. В июне 1941 года поцело­вал маленькую дочь и, спрятав на широченной груди заплаканное лицо жены, пообещал:

— Все будет хорошо, Машенька. Жди меня.

И ушел на фронт.

* * *

Суровой и горькой была та первая военная зима. Не­сколько раз Старая Русса переходила из рук в руки. Потом ее заняли фашисты.

Враги уже праздновали победу, но в город ворвался вдруг 114-й лыжный разведывательный батальон. Группа смельчаков совершила дерзкий рейд. Немыслимо, но до­шли они до самого центра и уже здесь, у водонапорной башни, завязался неравный кровопролитный бой. Только где-то на окраине, возле курортного парка, все затихло. 29 мужчин и одна женщина оказались в руках фашистов.

Навсегда запомнился местным жителям тот день. Не­убранный снег лежал сугробами, черный от копоти и по­роховой гари. Трещали деревья на лютом морозе. 30 советских бойцов снова, второй раз, прошли через весь город. Их вели в гестапо под густым конвоем. Фашисты шли, скрючившись от мороза, в платках поверх пилоток, в плюшевых жакетах поверх шинелей, в валенках, ото­бранных у наших бойцов.

Разведчики шли босые по ледяной дороге, по черному снегу.

Как завороженные, смотрели на них старорусские женщины, дети. У моста колонна свернула налево, и ка­кая-то женщина в темном платке крикнула:

— Ваня!!! Брат!!!

И кинулась к шедшему впереди окровавленному плен­ному. Конвойный ударил ее по голове автоматом, и жен­щина упала в снег.

И потом, после войны, так и не смогла узнать Ирина Егоровна Тимофеева, был ли то брат ее, или почудилось.

Евгения Александровна Ершова много лет спустя вспоминала:

— Колонна оказалась в двух шагах от меня, и я уви­дела среди пленных красивую девушку. Совсем еще моло­денькую. У нее была сумка с красным крестом. Шла она без головного убора, а по плечам распущены были темно-русые пышные косы, ниже пояса. Я закричала: «Ой, косы-то!» Потом увидела — босая и заплакала. А она по­вернулась ко мне — гимнастерка изорвана, в крови — и говорит: «Не надо. Только плакать не надо…» — и улыб­нулась. Я еще больше заплакала…

Когда пленных вели уже из гестапо, улицы были пусты. Гитлеровцы, угрожая расстрелом, запретили под­ходить даже к окнам. Но из щелей заборов, из чердачных оконцев видели люди, как уже не могла идти девушка, как под руки вели ее двое бойцов. Остальные окружили ее плотным кольцом, чтобы гитлеровцы не могли при­стрелить. Лица пленных уже трудно было различить, каждое — как живая рана. Колонну повели к льнозаводу.

Что было потом? Этого никто не узнал.

* * *

Теплым летним днем 16 августа 1944 года в освобож­денной от фашистов Старой Руссе работницы льнозаво­да разбирали бензохранилище. Хотели оборудовать его под склад. Стены и двери оказались так зацементированы, что ни кирками, ни ломами разрушить их не уда­лось. Залезли на крышу.