Столько лет спустя

Когда крыша рухнула, люди остолбенели — на камен­ном полу лежало тридцать мертвых людей!

Кто-то закричал из женщин, кто-то потерял созна­ние… У многих мужья с фронта не вернулись, и каждую вдруг пронзило: «А вдруг мой!..»

Среди мертвых была одна девушка с длинными темно-русыми косами. Вокруг шеи ее была жгутом закручена косынка…

Через несколько дней городская комиссия по рассле­дованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков со­ставила акт:

«Диким по своей жестокости, напоминающим средне­вековые пытки, представляется факт замурования 29 муж­чин и одной женщины в здании бензохранилища. Дверь этого здания оказалась замурованной в два ряда кирпича на цементе… Только у 13 обнаружены огнестрельные повреждения черепа, у остальных 17 повреждений нет. Этим устанавливается — живые были замурованы вместе с расстрелянными для более жестоких мучений заклю­ченных».

Так засвидетельствовала комиссия. Но много позже глубоко в земле был обнаружен пистолет. Вполне воз­можно, что к нему оставалось 13 патронов, которые были честно разделены, и «счастливцы» погибли без мучений.

Они простились с миром как герои. Окрестные жите­ли слышали со стороны льнозавода «Интернационал». Песня неслась до тех пор, пока не лег в отверстие последний, самый страшный кирпич. И люди ушли в бес­смертие.

Комиссия записала в акте: «Личность погибших уста­новить нет никакой возможности, т. к. документов при них не обнаружено».

Двадцать две зимы прошло с тех пор. Двадцать два раза зацветали березы над могилой павших.

Комсомольцы ремонтно-строительного управления про­водили собрание. Обсуждали вопросы воспитания моло­дежи на революционных, боевых и трудовых традициях. Ремонтно-строительное управление — организация ма­ленькая, комсомольцев здесь всего несколько человек. Решили взять шефство над могилой бойцов, похоронен­ных у бензохранилища.

А еще решились почти на безнадежное — узнать, кто похоронен в братской могиле. Секретарь комитета Валя Кузьмина, ее заместитель Виктор Большаков, комсомоль­цы Людмила Уварова, Сергей Булахов и Алексей Жел­тых — вот пятерка, начавшая поиски.

Они разговаривали с сотнями людей, писали запросы в архивы, музеи, министерства. Местная газета и радио призывали помочь.

Затем комсомольцы решили перезахоронить останки воинов, перенести их на братское кладбище.

Дальше я буду писать так, как рассказывала мне секретарь Старорусского горкома комсомола Аля Гри­горьева.

— Это было 5 мая. Мы пришли к бензохранилищу. В присутствии комиссии из горсовета и военкомата нача­ли копать могилу. Стали искать… Весь город ждал. Если бы вы знали, как весь город ждал. Городское радио пре­рывало передачи и сообщало о ходе раскопок. Ничего утешительного… К вечеру начался сильный дождь. Ли­вень. Все, кто был, ушли. А мы, несколько комсомоль­цев, остались. Спины не разгибали, каждый кусочек зем­ли в ладонях перетирали. Сначала еще ничего было, а потом пошла глина, потом одна вода. Вода, вода… Мы под проливным дождем каждую косточку доставали, проти­рали, аккуратно складывали. Три гроба тут же стояли. Их Алексей Желтых вечерами после работы делал, сам и покрасил… Ну вот… Нашли пуговицы, карман с день­гами, потом пистолет… Каждый кусочек земли вот так вот в ладонях… И потом, ночью уже, около часу, нашли два амулетика. Обнялись, заплакали… Там написано было:

«…Малафеевский Сергей Федорович… политрук роты…»

«…Ивашко Федор Власович… командир роты…»

В ту же ночь под непрекращающимся ливневым дож­дем комсомольцы перенесли останки воинов в красный уголок льнозавода.

Потом был почетный караул, в котором стояли луч­шие комсомольцы, пионеры. Потом похороны на брат­ском кладбище, салют в честь героев, митинг, возложе­ние венков. Клятвы.

Это было уже 6 мая. И опять лил проливной дождь. Но весь город двигался на кладбище, шли автобусы, бит­ком набитые людьми.

Кто-то сказал на митинге: «Тетя Женя, расскажи, как ты их видела, тогда, в сорок втором…» Тетя Женя (пом­ните Евгению Александровну Ершову? «Ой, косы-то!» А девушка сказала ей: «Не надо…»), тетя Женя вышла вперед, встала, хотела что-то сказать и заплакала. Так она стояла и ничего не говорила, и теплый дождь катил­ся по лицу вместе со слезами.

Стояли кругом взрослые люди и плакали.

Стояли дети и тоже плакали.

Среди них была и та девочка, для которой самое луч­шее блюдо — мороженое.

* * *

Позже стало известно имя девушки с длинными ко­сами — бывшая медсестра Городищенской больницы Во­логодской области Шура Кузнецова.