Столько лет спустя

Был он уже в годах, пошаливало здоровье. И вот пригласили его в горвоенкомат сняться с военного учета. Полковник долго жал ему руку, благодарил за все, что он сделал для Родины. Владимир Иванович пошел к дому, на середине пути остановился и… вернулся в военкомат. Встал в дверях — сутулый, седой.

— Давайте погодим,— сказал он полковнику,— время такое… может, я еще пригожусь…

Полковник еще раз пожал ему руку. С военного учета он еще долго не снимался: читал газеты — где-нибудь да неспокойно.

Однажды пошел на охоту, видит — птица, и прямо на него летит. Выстрелил — летит, еще раз выстрелил… Не понял ничего, пока стрекоза на нос не села. Опустил­ся он тогда на мшистый пень и задумался.

На другой же день сам пошел в военкомат сниматься с учета. Он туда потому еще пошел, что сын его, Виктор, заканчивал в тот год военную академию.

Да, Владимира Ивановича уже нет на свете. А снова и снова вспоминают его и соседи на улице Мира, и воен­ком, потому что есть поступки, которые необходимо помнить всю жизнь. Как таблицу умножения. Человек ухо­дит, а поступки остаются.

Виктор, сын, служит в Советской Армии. Подполков­ник. Мне с ним тоже спокойно.

Я вспоминаю тех немногих, одиноких трубачей конца сороковых, под музыку которых люди рождались, жени­лись и умирали. Я вспоминаю их, потому что сегодня снова звучит вечная музыка духового оркестра: на зна­мени Старой Руссы — боевой орден.

* * *

Что пожелать городу? Что нужно ему для его славы, для его блага, для его счастья?

Чтобы дети любили свой город так, как любили его их матери и отцы.

Глава 10. Железный Спартак

Самые первые, чистые страницы — короткое предвоенное детство, воспоминания об отце.

Отец его, урожденный Петр Авксентьевич Железный, почти всю жизнь работавший кузнецом, по просьбе рай­военкомата занимался с призывниками. Вечерами гото­вил дома конспекты, изучал оружие, в избе лежали гра­наты (без запала, конечно), винтовки, даже пулемет. «Ложись, сын,— командовал он.— Заряжай. Смотри на цель, видишь мушку? Дави на спуск». Силенок у Саши было мало, они спускали курок вместе. Оба были очень довольны.

Воспоминаний военной поры у него много. Первые письма отца. Он предупреждал маму о том, что зима будет трудной, просил обязательно заготовить дрова. Бес­покоился о детях, крепко целовал маленькую Валю, пре­дупреждал Сашу: если не будешь слушать мать, я к тебе не приеду.

Восьмилетний Саша мыл полы, топил печь, готовил еду, вместе с матерью корчевал пни на дрова. Работал до изнеможения, но зато, наверное, ни один сын на свете не был так уверен, что отец вернется.

Эвакуировались они не сразу в глубинку, а переби­рались с места на место. Словно не эвакуировались, а от­ступали — Харьковская область, Сталинград, Саратовская область. Осенью сорок второго плыли по Волге в Камы­шин. Небольшой пассажирский пароходик причалил к пристани в Саратове, стоянка — час. Здесь жила семья брата его отца — Андрея. Мать заскочила к ним: от мужа нет писем… Жена Андрея Лена неопределенно пожала плечами, рассказала об Андрее, что жив, что воюет в танковых частях. И только когда гостья заторопилась уходить, Лена сунула ей в карман газету.

— Андрей с фронта прислал. Только прочти на паро­ходе…

Вновь поплыли мимо осенние волжские берега. Она развернула газету, это была «Правда», и на первой же странице на полях увидела два слова, написанных от руки чернилами: «Смерть брата!» Чей почерк, Андрея? Лихорадочно пробежала глазами страницы, увидела за­метку о героической гибели политрука роты разведчиков Железного.

Антонина Михайловна решила покончить с собой, по­дошла к борту. Смотрела на тяжелую воду. Удерживало сомнение: отчество в заметке было чужое — «Авдеевич». И главное, на узлах сидели, смотрели на нее дети — два ее маленьких, усталых, обтрепанных человечка.

Семья продолжала получать деньги по отцовскому аттестату, это обнадеживало. Антонина Михайловна об­ращалась в военкоматы, в Красный Крест. Отвечали — пропал без вести. Но ведь пропал — не погиб.

Саша ждал отца долго. После войны возвращались фронтовики, в многоголосых дворах пацаны хвастались отцовскими наградами, и он — в одиночестве — вдруг ясно понял: отца больше нет.

Мать показала ему газету. В небольшом донецком селе, читал Саша, комиссар Спартак Авдеевич Железный с горсткой бойцов принял неравный бой…

А при чем здесь Спартак, скажет теперь читатель?

Имя как раз, к сожалению, совпало…

У английского писателя Лоренса Стерна прочел я любопытное размышление о влиянии имени на характер человека, а часто и на судьбу. Человека с именем Иуда, например, говорит автор, сколь бы он ни противился, будет исподволь преследовать тень имени и, в конце кон­цов, в малом или большом скажется на его поступках. Более того, смыть позор поступков — возможно, позор имени — никогда.

Правда, у писателя нет обратных примеров — с именами гениев, мыслителей, героев. Когда не тень, а свет определяет судьбу.

* * *

Имя, как и родителей, человек себе не выбирает.

У Железного, надо сказать, имя было хорошее, не опороченное ничьим чужим прошлым.