Шерлок с головой погрузился в новую жизнь, самым естественным образом погрузив туда же меня. Конечно, я радовался: он преобразился неузнаваемо. Словно воскрес. Первое же предложенное Лестрейдом дело поглотило его целиком. Он потрясал меня эрудицией, грамотным подходом к каждой незначительной мелочи, нечеловеческой работоспособностью.
Кто он?! Откуда всё это взялось? Я знал, что не впервые Шерлок занят подобным: докопаться до истины, какой бы ужасной она ни была — такое и раньше его заводило. Полное погружения в предложенную загадку, и такое же полное удовлетворение блестяще достигнутым результатом.
Но говорить об этом он не любил, всерьёз придавая былому увлечению некий мистический смысл. А мне было трудно представить его в роли комиссара Мегре.
Теперь я увидел это собственными глазами. Господи боже! Я сходил с ума — разве такое возможно?! Разве человек на такое способен?! Себе самому я казался глупым, безродным щенком, волею случая попавшим в вольер благородных псов, и даже тявкать боялся. Но, черт бы меня побрал, этот невероятный, открывшийся мне с совершенно неожиданной стороны человек, этот гений и шагу ступить без меня не мог. «Джон, Джон, Джон…» — только и слышно. Надо ли говорить, что я млел и таял?
Мне до чертиков хорошо рядом с ним. И до тех же самых чертиков я за него боюсь. Меня трясет от страха за его драгоценную жизнь, и если бы я мог его к себе приковать, сделал бы это с радостью.
Сказать, что мне самому это не нравится — быть лживым сукиным сыном. Нравится. До жжения в солнечном сплетении, до кипящей крови. Я снова на своей территории — следует это признать. На линии огня, будь я проклят, и дышу полной грудью.
Сотрудничество с полицией и та неоценимая помощь, что оказывал Шерлок, принесли замечательные плоды: постепенно он перестал метаться во сне, перестал вздрагивать и стонать, сотрясаясь в беззвучных рыданиях.
Я знал, кто ему снится… Обнимал, согревал, укутывал потеплее, прогоняя кошмар, но стараясь не разбудить. Моё сердце разрывалось от жалости и любви.
Шерлок мужественно боролся со страхами, боролся с воспоминаниями, стыдом и болью, день за днём отвоёвывая кусочек свободы. Кошмар отступал. Вовремя принятое противоядие возымело своё исцеляющее действие.
Благодаря этому воспрянул духом и Лестрейд, посветлел лицом и, похоже, даже смирился. Во всяком случае, внешне это выглядело именно так. Сжатая внутри него пружина распрямлялась медленно и почти безболезненно.
Никогда больше мы не говорили о Садерсе, и потихоньку начали его забывать.
***
О собственной карьере, конечно, пришлось забыть, и временами накатывала досада. Я ведь и в самом деле хороший хирург: мои руки вперёд головы знали, что и как надо делать — редкая интуиция. Наверное, надо было подумать об этом серьёзнее. Наверное. Но выбирать между Шерлоком и чем бы то ни было… Никогда! Вдруг, штопая чью-то разорванную селезёнку, я потеряю его — ведь этот безумец так и норовит сунуться дьяволу в пасть, будто мало ему недавних проблем. Но таков уж он есть. И если мне суждено стать его строгой нянькой — бога ради. Какие могут быть возражения?
Бак Морс был немало удивлен принятым мною решением. Он выполнил обещание, нашел для меня прекрасное место в одной из ведущих клиник, и долго не мог поверить, что я ответил отказом.
— Джон, ты шутишь? У тебя золотые руки! Столько жизней ты можешь спасти…
Ну как я мог объяснить ему, что есть жизнь, имеющая для меня ни с чем не сравнимую ценность, и что жизнь эта тоже в моих руках. По крайней мере, мне приятно думать именно так.
Практикующая хирургия и Шерлок оказались несовместимы. И не сказать, чтобы я очень об этом жалел. Я насытился кровью сполна, и вид развороченной плоти до сих пор вызывает во мне инстинктивное содрогание.
Скромная заурядная больница и необременительный график дежурств восполняли мою потребность в профессиональной самореализации, и давали возможность не сравнивать себя с заботливой домохозяйкой, отвоевывая позиции у милейшей миссис Хадсон.
Кроме того, и это тоже было серьезной проблемой, я не хотел быть обязанным Баку.
Он замечательный друг, в этом сомнений нет, и быть не может. Но его интерес ко мне чересчур очевиден. А то, что интересом я малодушно называю подлинное, сильное чувство, зародившееся, как оказалось, уже давно, остается лишь на моей совести. Но разве я виноват?
Мы продолжаем общаться: регулярно созваниваемся, хоть и не часто, но проводим вечер за парой-тройкой стопочек джина, делимся новостями и предаемся воспоминаниям. Я не могу отказать ему в этой малости — великолепный, успешный Бак по-прежнему одинок. И по-прежнему думает обо мне…
Мне неловко и неуютно, но я делаю это снова и снова: встречаюсь с ним в каком-нибудь тихом местечке и веду себя по-приятельски непринужденно.
Несмотря на то, что происходит в этот момент с моим бесподобным любовником.
Это невероятно, но из нас двоих ревнивцем оказался именно Шерлок — тайным, имеющим железную выдержку, внешне непроницаемо хладнокровным. Но я-то всё вижу и всё понимаю.
Я познакомил Шерлока с Баком. Имел такую неосторожность.