Робер, конечно, был не из тех сыновей, что, оказавшись в обществе вместе с матерью, не могут сдержать раздражения, полагая, что оно уравновешивается улыбками и поклонами, которые они щедро раздают посторонним. И до чего же часто мы видим, как люди позволяют себе это гнусное поведение, словно воображая, будто грубость по отношению к своим как нельзя лучше дополняет вечерний костюм. Стоит бедной матери рот открыть, как тут же сын, словно его привели сюда насильно и он жаждет мщения, с иронией, меткостью и жестокостью парирует каждое слово, которое она отважится высказать, а мать тут же соглашается с этим высшим существом, хотя его это ничуть не смягчает, и продолжает у него за спиной расхваливать сына за прелестный характер и обаяние, между тем как он продолжает обрушивать на нее свой дурной нрав. Сен-Лу был совсем другой, но из-за разлуки с Рашелью впал в такую тоску, что вел себя с матерью так же безжалостно, как вышеупомянутые сыновья, хотя по совершенно иной причине. И в ответ на его слова я заметил в г-же де Марсант тот же трепет, похожий на биение крыльев, тот самый, которого она не в силах была подавить при появлении сына; но теперь в лице ее читалась тревога, и она не сводила с него безутешных глаз.
— Как, Робер, уже? Ты не шутишь? Дружок, это же единственный день, когда я могу с тобой повидаться!
И, понизив голос почти до шепота, самым что ни на есть естественным тоном, старательно изгнав из него малейшую печаль, чтобы не внушить сыну жалости, которая, возможно, расстроила бы его, или просто была бы ему безразлична, или рассердила бы его, она просто-напросто воззвала к его здравому смыслу и добавила:
— Послушай, это с твоей стороны нехорошо.
Но чтобы он не упрекал ее, что она лишает его каких-то удовольствий, к этой простоте у нее примешивалось столько робости — ведь она хотела ему показать, что не посягает на его свободу, — и столько нежности, что Сен-Лу чуть было не смягчился; иными словами, препятствие к свиданию с подругой возникло в нем самом. От этого он рассвирепел:
— Мне очень жаль, но хорошо это или плохо, будет так, как я сказал.
И он высказал матери упреки, которых заслуживал сам и наверняка сам это чувствовал; за эгоистами всегда остается последнее слово; сперва они дают понять, что их решение незыблемо; и чем трогательней чувство, к которому взывают те, кто просит их передумать, тем больше они возмущаются, но не собственным упрямством, а теми, которые вынуждают их упорствовать; их собственная черствость может таким образом дойти до самой крайней жестокости, но, с их точки зрения, это лишь усугубляет вину человека, который оказался так неделикатен, что страдал, был прав, да еще и причинил им боль тем, что заставил преодолевать собственную жалость. Впрочем, г-жа де Марсант и сама не настаивала, чувствуя, что ей его не остановить.
— Я тебя покидаю, — сказал он мне, — но не удерживайте его долго, мама, ему нужно еще нанести один визит.
Я прекрасно понимал, что мое общество не доставляет г-же де Марсант ни малейшего удовольствия, но я рад был остаться, чтобы она видела, что я не разделяю с Робером развлечений, из-за которых он ушел. Мне хотелось бы найти хоть какое-нибудь оправдание Роберу, не столько из привязанности к нему, сколько из жалости к ней. Но она заговорила первая:
— Бедняжка мой, я уверена, что огорчила его. Видите ли, месье, матери ужасные эгоистки, а у него не так уж много радостей, ведь он так редко приезжает в Париж. Господи, если он еще не уехал, я его догоню и, конечно, не стану удерживать, а просто скажу, что я на него не сержусь и что он совершенно прав. Вы на меня не обидитесь, если я посмотрю на лестнице?
Мы дошли до лестницы.
— Робер, Робер. — позвала она. — Нет, уже уехал. Я опоздала.
Теперь мне так же хотелось способствовать разрыву между Робером и его подругой, как за несколько часов до того — помочь ему соединиться с ней окончательно. В первом случае Сен-Лу счел бы меня предателем, во втором его семья смотрела бы на меня как на его злого гения. А ведь я был все тот же, с разницей в несколько часов.
Мы вернулись в гостиную. Видя, что с нами нет Сен-Лу, г-жа де Вильпаризи обменялась с г-ном де Норпуа скептическим, насмешливым и не слишком сочувственным взглядом, каким смотрят на слишком ревнивую жену или слишком нежную мать (которые развлекли присутствующих проявлением чувств); этот взгляд означал: «Видно, опять разыгралась буря».