— Мне ни один не годится, — сказал мне барон, — все дело в фонарях, в квартале, куда они возвращаются. Мне бы хотелось, месье, — добавил он, — чтобы вы не поняли меня неправильно: с моей стороны речь идет о совершенно бескорыстном и великодушном предложении.
Меня еще больше, чем в Бальбеке, поразило, насколько его манера изъясняться похожа на манеру Сванна.
— Полагаю, вы достаточно умны, чтобы не вообразить, что я обратился к вам из-за нехватки знакомых, из страха перед одиночеством или со скуки. Я, сударь, не очень люблю говорить о своей семье, но полагаю, что юноша вашего возраста, принадлежащий к мелкой буржуазии (последние слова он с удовлетворением подчеркнул интонацией), должен быть знаком с историей Франции. В моем-то кругу люди ничего не читают и невежественны, как лакеи. Когда-то королевских камердинеров набирали из высшей знати, а теперь высшая знать не лучше камердинеров. Но такие, как вы, юные буржуа читают, и вы наверняка помните прекрасную страницу, которую написал о моих родных Мишле: «В этих могущественных Германтах я прозреваю величие. И что такое по сравнению с ними бедняга король, запертый в своем парижском дворце[187]
?» О себе же я, сударь, не люблю распространяться, но между прочим — и об этом намекала весьма сенсационная статья в «Таймс», — австрийский император, всегда делавший мне честь своим благоволением и желающий поддерживать со мной родственные отношения, объявил в свое время в разговоре, который стал достоянием публики, что имей граф де Шамбор рядом с собой человека, понимающего изнанку европейской политики так же глубоко, как я, граф был бы сегодня королем Франции[188]. Я часто думал, сударь, что во мне, благодаря не моим скудным дарованиям, но обстоятельствам, которые вы, быть может, когда-нибудь узнаете, таятся сокровища опыта, нечто вроде тайного и бесценного досье, которое, как мне представляется, сам я не должен использовать, но оно было бы бесконечно полезно юноше, которому я в несколько месяцев передал бы то, что копил тридцать лет и чем владею, возможно, я один. Не говорю уж об интеллектуальных наслаждениях, которые ждут вас, когда вам придется узнать секреты, за обладание которыми какой-нибудь современный Мишле отдал бы годы жизни и благодаря которым многие события для него бы совершенно переосмыслились. И я имею в виду не только события, уже свершившиеся, но и цепь связанных между собой обстоятельств (это было одно из любимых выражений г-на де Шарлюса, и часто, произнося его, он складывал вместе руки, как для молитвы, но пальцы оставались прямыми, словно эта комбинация изображала обстоятельства, коих он не уточнял, и их цепь). Я раскрою вам подоплеку, о которой вы понятия не имеете, подоплеку не только прошлого, но и будущего.