Сторона Германтов

Но окончательно госпожа де Вильпаризи, а на самом деле госпожа Тирьон, пала в моих глазах, когда я увидел смешанное общество у нее в салоне. Мне представлялось несправедливым, чтобы женщина, чьи титул и имя столь недавнего происхождения, слыла важной персоной у современников, а впоследствии и у потомства благодаря дружеским отношениям с королевской семьей. Госпожа де Вильпаризи вновь стала особой, которой представлялась мне в детстве, особой, в которой не было ничего аристократического, ничего общего с ее великосветской родней. Впоследствии она всегда была с нами очень любезна. Время от времени я ее навещал, а она иногда посылала мне какую-нибудь памятную вещицу. Но мне никогда не казалось, что она принадлежит к Сен-Жерменскому предместью, и, если бы мне понадобилось что-нибудь о нем разузнать, к ней бы я обратился за сведениями в последнюю очередь. Теперь, — продолжал г-н де Шарлюс, — вы только повредите своему положению, поглупеете и испортите себе характер, если и дальше будете бывать в свете. И потом, нужно обращать особое внимание на то, с кем вы дружите. Заводите любовниц, если ваша семья не возражает, это меня не касается, я даже это приветствую, юный хитрец, ведь вам, юный хитрец, скоро уже придет время бриться, — заметил г-н де Шарлюс, потрепав меня по подбородку. — Но выбор друзей-мужчин — дело крайне важное. Из десяти молодых людей восемь — жалкий сброд, мелкие негодяи, способные нанести вам такой вред, от которого вы никогда не оправитесь. А вот мой племянник Сен-Лу на худой конец вполне годится вам в товарищи. С точки зрения вашего будущего он ничем не сумеет вам помочь, но с этим я и сам справлюсь. А чтобы ходить с вами повсюду, когда вы устанете от моего общества, он, на мой взгляд, годится. Он хотя бы настоящий мужчина, а не один из этих женоподобных неженок, смахивающих на «тапеток», которые так и кишат повсюду и, того и гляди, завтра же потащат на эшафот новую жертву. (Я не знал, что значит «тапетки». Тот, кто это знает, удивился бы не меньше, чем я. Светские люди охотно употребляют вульгаризмы, а те, кого можно кое в чем упрекнуть, охотно демонстрируют, что ничуть не боятся об этом говорить. С их точки зрения, это доказывает их невинность. Но они не чувствуют, как далеко можно зайти и в какой момент шутка становится слишком одиозной, слишком непристойной и доказывает уже не простодушие, а испорченность говорящего.) Он не такой, как другие, он очень милый, очень серьезный юноша.

Я невольно улыбнулся, слыша этот эпитет «серьезный», которому интонация г-на де Шарлюса придавала смысл «добродетельный», «добропорядочный»: так о скромной работнице говорят, что она «серьезная». В этот миг мимо, вихляясь во все стороны, проезжал фиакр; молодой, полупьяный на вид кучер правил, устроившись не на своем сиденье, а в глубине экипажа, на подушках. Г-н де Шарлюс проворно его остановил.

— В какую сторону вам надо?

— В ту же, что вам (это меня удивило, потому что г-н де Шарлюс до этого уже отказался от нескольких фиакров с фонарями того же цвета).

— Но я уже не могу пересесть на свое сиденье. Ничего, если я останусь в экипаже?

— Хорошо, только опустите верх. Словом, подумайте о моем предложении, — сказал мне на прощанье г-н де Шарлюс, — даю вам несколько дней на размышление, напишите мне. Повторяю, нужно, чтобы я виделся с вами каждый день и получил от вас надежные доказательства верности и скромности, которые, впрочем, как я вижу, вы способны мне дать. Но в жизни я не раз убеждался, что внешность обманчива, и не желаю больше ей доверяться. Черт побери, да это все равно, как если бы я захотел, прежде чем расстаться с сокровищем, знать, в чьи руки его передаю. Словом, запомните хорошо, что я вам предлагаю; вы как Геракл на перепутье двух дорог[196], только мускулатура у вас, к сожалению, куда слабее, чем у него. Смотрите, как бы вам не жалеть потом всю оставшуюся жизнь, что не выбрали ту дорогу, что ведет к добродетели. Как, — обратился он к кучеру, — вы еще не опустили верх? Я сам опущу. Впрочем, имея в виду ваше состояние, лучше и править буду я. — И он вскочил рядом с кучером на сиденье фиакра, и лошади тут же рванулись с места крупной рысью.