– Это пока разведка боем, – сказал Уве-Йорген. – Но ясно: они не отвяжутся. Они всерьез обеспокоены. И, значит, говорить о мирном, деловом контакте больше нельзя.
– Как бы они ни вели себя, – сказал я, – наша задача не меняется.
– Сказано есть: прости им, ибо не ведают, что творят, – произнес Иеромонах и поднял палец.
– Пусть не меняется цель, – сказал Рыцарь, – но должны измениться средства. Ульдемир, ты еще надеешься, что Шувалов сможет чего-то добиться?
– Мы не знаем, что с ним. Судя по событиям, вряд ли у него что-нибудь получится.
– Хорошо, – сказал Уве. – У нас есть еще две возможности. И я считаю, что надо использовать обе.
– Слушаем тебя.
– Твои лесные люди. Придется тебе, капитан, лететь к ним. Взбудоражить. И вести на город. Шувалова не стали слушать, потому что он не сумел показать, что за ним – сила. Иного не могу предложить. Надо прийти к ним и показать силу.
– Ну, а вторая? – спросил я.
– Я останусь тут. Все-таки разберусь, из-за чего они выпустили столько патронов. Потом еще надо будет слетать за Питеком.
– Они намного сильнее. У тебя кончатся магазины, и все.
– Ну, – пренебрежительно сказал Уве-Йорген, – не так-то, это просто. Я думаю, со мной останется Георгий. А Монах полетит с тобой. И, пожалуйста, забери девушку. Ей тут нечего делать.
Мне не очень нравилось предложение Рыцаря, но, пожалуй, оно было все-таки самым разумным. Конечно, мы могли уйти все. Но тогда так и осталось бы неясным, что же здесь скрывалось, ради чего люди призваны под ружье.
– А потом? – спросил я. – Когда ты выяснишь, что здесь кроется, или когда тебя заставят уйти отсюда?
Уве-Йорген подумал.
– Когда заберем Питека, вернемся на корабль, – сказал он. – Оттуда свяжемся с вами и будем действовать до обстановке.
– Ладно, – согласился я. – Пусть будет так.
– И еще одно, – сказал Уве-Йорген.
– Ну?
– Мы вступаем в войну, – молвил Уве-Йорген. – На войне иногда убивают.
– Тут, кажется, нет.
– Пока нет. Но в цель иногда попадаешь, даже не желая. Так называемые шальные пули. И, я полагаю, надлежит принять какие-то меры на случай, если все мы выйдем из строя.
Мы помолчали.
– Например? – спросил я затем.
– Я имею в виду, что задача ведь останется прежней, независимо от того, будем ли мы в живых, или нет. Землю надо спасти в любом случае. Пока мы еще пытаемся сделать это ценой минимальных жертв. Мы не виноваты, что нам мешают. Но может статься, минимальными жертвами не обойдешься. Я считаю, что тогда надо будет действовать жестко. Атаковать звезду. Погасить. Пожертвовать планетой Даль. Черт побери, будем называть вещи своими именами. Сейчас мы солдаты и имеем право говорить так. Мы рискуем собой ради чужих людей, и это дает нам право…
– Не знаю такого права, – ответил я.
– Они братья нам, – поддержал меня Монах.
Но оба мы поняли, что прав сейчас Рыцарь. Если нас перебьют, Земля останется беззащитной. Она стояла за нашими спинами и ждала решения. И планета Даль – тоже. Мы, пятеро людей, ничем не замечательных, были сейчас трибуналом, вселенским трибуналом, решавшим судьбы миров. Но так лишь казалось: решение было только одно, выбора не было.
Я провел голосование по правилам.
– Никодим!
– Видишь ли, – сказал он, – вы-то не знаете… Я могу согласиться. Ибо верю: все свершится по воле Божьей. Некогда Аврааму было ведено принести сына в жертву – и он был готов зарезать мальчика. Но Господь в последний момент послал ему барана, и сын спасся. Надо только верить…
– Ладно, – сказал я. – Твоя точка зрения ясна. Георгий?
– Ха! – сказал он. – Я не знаю… Это славная планета, знаешь ли, капитан. И люди мне нравятся, хотя бегают они не очень быстро. Я вспоминаю родину. Я мог бы жить здесь. На Земле – нет, а здесь мог бы. Если бы эти места уцелели. Но мы воины. Здесь есть все – мужчины, женщины, и старики, и дети. И им придется умереть. Потому что там, на Земле, тоже есть мужчины и женщины, старики и дети, и их куда больше. Скажу прямо; я люблю их меньше, чем тех, кого вижу здесь. Но послали меня те, что на Земле. Воин не меняет хозяев и не нарушает клятвы. Больше я ничего не скажу.
– Вот и все, – сказал Уве-Йорген. – Что думаю я, всем ясно, а ты, капитан, подчинишься необходимости.
– Когда она возникнет? – спросил я.
Уве-Йорген ответил не сразу.
– Через двое суток, – сказал он, – мы или овладеем положением, или будем перебиты. Если победим мы, весь сегодняшний разговор потеряет смысл. Если победят нас…
– Двое суток?
– Да, – сказал он. – Конечно, вести партизанскую войну в лесах можно годами. Но нам нужна быстрая победа.
– Все, – сказал я и направился к катеру, чтобы связаться с Гибкой Рукой и отдать ему приказ. Двое суток. Двое суток до конца – или до начала чего-то нового. Двое суток.
Никодим и Анна шли со мной. Нам предстояло втиснуться втроем в малый катер и долететь до леса. Большой катер оставался тут, с Уве-Йоргеном. На прощание я сказал ему:
– Так я надеюсь, что ты будешь действовать как достойный представитель высокой цивилизации.
– Не спрашивай меня, капитан, – посоветовал он, – и не беспокойся.