Сторож брату моему

Не так ли было со случайно обнаруженной книжкой Кристиансена?

«При чем тут Кристиансен, – возмутился он, – и при чем тут убийство?» И все-таки мысли опять и опять возвращались к этому.

«Убить человека – значит прежде всего убить себя. Убить человека в себе. Действительно, гнуснейшее преступление против… против всего, что ни назови.

Да, да. Это все так.

Ты говоришь об убийстве действием. Ударом или чем там еще. Есть ведь какие-то способы убивать.

Интересно, это тяжело? Под силу ему?

Убийство действием. А бездействием? Такое убийство лучше?

Ты никого не тронешь. Смиришься. Будешь сидеть тихо. Пройдут две недели. Тебя выпустят. Ты найдешь своих или они тебя. Вернешься на корабль…

Ты спасешься. Не убьешь в себе человека. Сохранишь его на радость самому себе и прочим. А эти люди погибнут. Медленной, жестокой смертью. Такой выход лучше?» Он хмуро усмехнулся.

Если приглушить на миг эмоции и дать волю рассудку, становится ясно: убить одного – лучше, чем убить множество. Даже если одного убиваешь своими руками, а остальных – их собственными.

Но – пусть рассудок трезво оценивает все, однако эмоции не вырвать, воспитание не отбросить, мораль не вывернуть наизнанку. Можно отлично понимать, что именно нужно сделать – и оказаться не в состоянии сделать это.

«Ты не в состоянии, – сказал он себе. – Не можешь. Как бы ни соглашался с этой мыслью – ты не сможешь.

Ты современный человек. Хороший, добрый, слабый человек.

Что же делать? Что делать?

Постой… Но ведь, – да, далеко же могут завести мысли, если их не контролировать, дать им волю, – но ведь тебе же не нужна смерть человека!

Тебе нужно, чтобы твоим намерениям поверили – этого будет вполне достаточно!

Ты никого не убьешь. Но постараешься как можно правдоподобнее изобразить – как это называлось? Ну, когда хотели убить.

Все равно, как бы ни называлось. Правдоподобно изобразить.

Если бы только знать, как это делалось!

Сейчас вернется астроном. Надо напасть на него и что-то такое сделать…

Скажем, схватить его за шею и сжать. Слегка, конечно.

Нет. Он куда моложе и сильнее. Он сразу же разожмет твои руки и уйдет, и на этом все кончится.

Ударить?

Чем же? Тут нет ничего, кроме матраца. Стол прикреплен к полу. И стул. Это же для психически больных.

Ну, хотя бы кулаками.

Как отвратительно…»

Шувалова передернуло.

И все же – придется решиться!

Он сжал кулаки и несколько раз ударил в воздух. Встал. Положил матрац на стол и стал бить в него. Чихнул: пыль попала в ноздри. Но ударил еще несколько раз.

По матрацу очень просто. Вот и надо будет представить, что бьешь по матрацу. Раз, другой. И хватит…

Шувалов встрепенулся: он услышал шаги.

Идет…

Он приблизился к двери.

Она отворилась. Астроном заходил спиной: руки его были заняты – он тащил стопку книг и еще что-то, какой-то чемодан или ящик – деревянный, плоский.

Ящик!

Шувалов не дал ему повернуться. Рванул ящик. Книги упали на пол коридора: астроном стоял на пороге и даже не успел внести свой груз.

Шувалов зажмурился и, с искаженным лицом, ударил деревянным чемоданом.

Кажется, астроном вскрикнул. Шувалов ударил еще раз. Он даже не хотел этого, само собой получилось.

Ящик развалился. Какие-то дощечки, стеклышки, проволочки…

Прикрывая затылок руками, астроном убегал по коридору.

Шаги его были неверны. Он кричал – почему-то негромко, словно стесняясь.

Шувалов, шатаясь, подошел к стулу. Сел. Уронил голову на руки. Его мутило и хотелось плакать, как если бы он был еще совсем маленьким…

Солнце здесь уже взошло, когда два катера повисли над лесом в поисках удобного для посадки места.

Что-то двигалось внизу. Люди, и много. Больше, чем оставалось их, когда капитан сел в катер и направился к кораблю.

Малый катер приземлился первым.

И сразу же в колпак ударила тяжелая стрела.

12

Это была еще не война. Просто власти, видимо, зачем-то послали своих людей сюда – может быть, просто чтобы удостовериться, что никто не нарушает запрет, – и те наткнулись на ребят, что ожидали моего возвращения. Может быть, впрочем, парней выследили, не знаю. К счастью, огнестрельного оружия у нагрянувшего войска не было, хотя, как выяснилось несколько позже, вообще-то оно у них существовало. И вот атакующие швыряли из арбалетов стрелы чуть ли не в руку толщиной, а парни метали в них сучья и разный мусор. Все это делалось так, как будто главной задачей и нападающих, и обороняющихся было – ни в коем случае не задеть ни одного человека, так что убитых в схватке не было и раненых тоже. Как мы убедились впоследствии, войны на этой планете скорее всего напоминали шахматные партии, где шансы сторон подсчитывались по определенным правилам и набравший больше очков объявлялся победителем. По-моему, вовсе не так глупо, как может показаться на первый взгляд.

Пока что потасовка шла с переменным успехом, и я не знаю, к какому результату привела бы эта, пользуясь терминологией моего времени, странная война, но тут подоспели мы.