Сторрам

– Ага, вот я на заводе работáл, так был один, насмерть мог умучить, его аж другие надзиратели боялись.

– А вот эту сволочугу возьми…

Сказавшего толкнули, показав глазами на Гаора, дескать, не заводи парня.

– И зачем таким это?

– Они от этого удовольствие получают, и называется это садизмом, – сказал Ворон.

– А как ни назови, – отмахнулся Гаор, – но вот в охране на «губе» и в спецуре других нет.

– А разве бывает такое? – удивился Векша. – Ну, чтоб от этого и удовольствие?

Над его удивлением невесело посмеялись.

– Чегой-то, мужики, не об том речь завели, – решительно сказал Старший.

С ним согласились и, тщательно загасив и выкинув окурки, потянулись в спальню укладываться на ночь. Завтра-то работáть всем.

Вытягиваясь под одеялом, Гаор вдруг подумал, что, говоря о надзирательской злобе и наказаниях, ни разу не упомянули насилия. И вообще об этом речи не было за всё время и ни разу. А ведь не могло не быть. И про девчонок… «Охрана завсегда с девками балуется», – и всё. Да и… ведь, аггел, как ему говорили, ну, не ему лично, а просто Кервин привёл его тогда в интересную компанию, как их, да, филологов, много говорили о языке, что в языке опыт народа, что как называется, так оно и есть, и если мы говорим, что мужчина берёт женщину, то насилие – чисто социальная условность… Так ведь действительно, получается, что девчонке насилие не в укор, а… парню? Так что, с Тукманом не случайность? Вернее, дело не в самом Тукмане, а… в чём? Нет, это надо продумать…

…От Тукмана он старался держаться подальше. Да, он понимает, дурак, как здесь говорят обиженный, а по-научному – он всё-таки вспомнил термин – дебил, но тем более. Зачем Сторрам держит такого, действительно, придурка, почему остальные явно оберегают Тукмана, он об этом не думал. Неприязненное отношение к Тукману у него оставалось с того случая, хотя он отлично понимал, что вины Тукмана в том, случившемся с ним, нет, а виновника – Зуду – он простил, но… ну, не по душе ему Тукман, и всё тут. И поневоле, увидев Тукмана, начинал следить за ним. Чтобы не подпустить к себе, вовремя отойти. А в тот раз, весной, как раз всё зазеленело, он возился с большим пятиосным трейлером и почему-то не в гараже, а на дворе, как раз на границе гаражного и рабочего двора. Стоял на высоко поднятом бампере и, выныривая за чем-нибудь из-под откинутого капота, видел оба двора, беготню грузчиков, прохаживающихся надзирателей, выезжающие и въезжающие машины, проходящих продавцов и администраторов. Махотка стоял снизу, подавая ему требуемое, и за чем-то он послал его в гараж и, ожидая, бездумно глазел по сторонам. И увидел. Как один из надзирателей – он и раньше отметил про себя его характерную мерзкую рожу с поганой улыбочкой – подозвал Тукмана и отвёл в одну из дверей, а потом, Махотка успел принести требуемое, и он зачем-то поднял голову, а, сбросить Махотке вниз ненужный ключ и попросить другой, увидел, как вышел, размазывая одной рукой слёзы, а другой застёгивая комбез, Тукман, а следом самодовольно ухмыляющаяся сволочь с явно тоже только что застёгнутыми штанами, всё понял, и едва не упал со своего невольного наблюдательного пункта. Да, не любит он Тукмана, но такого он парню не желал и не желает, ведь сволочуга эта поломала жизнь мальцу, лучше бы забила, ведь теперь… аггел, что же делать, Тукману теперь не поможешь, никак, будь парень нормальным, сказал бы, чтоб молчал о случившемся вмёртвую, а у придурка не держится ни хрена, а если ещё кто увидел, то всё… спать теперь Тукману в уборной возле унитазов и есть что ему туда швырнут, вот аггелы траханые, Огнём прóклятые, и выбрал же, гадина, самого безответного, сам-то дурак небось и не понял, что с ним сделали… Досадливо прикусив губу, жалея несчастного парня и зная, что ничем ему не поможет, своя-то жизнь дороже, он отвёл глаза от бредущего по пандусу к складам Тукмана и уткнулся в мотор.

– Рыжий, – вдруг окликнули его.

Окликнули негромко и явно свои. Он повернулся на зов и увидел Тарпана и ещё двоих из дворовых грузчиков. Стоя за соседним, только что разгрузившимся трейлером, они внимательно смотрели на него.

– Чего? – так же негромко отозвался он.

– Подь на час.

Оглядевшись и убедившись, что надзирателей поблизости нет, он спрыгнул вниз и побежал к ним, бросив на бегу Махотке.

– Шумни, если что.

– Ага, – выдохнул ему вслед Махотка.

– Чего такое? – подбежал он к Тарпану.

– Дело есть, – с мрачным спокойствием ответили ему.

И – он даже ахнуть не успел, как оказался плотно прижатым к трейлеру. Его явно собирались бить, но хотелось бы для начала выяснить, за что.

– Что за дело? – сдерживая себя, спросил он.

– Видел? – спросил Тарпан.

– Что именно?

– Не придуривайся. Тукмана.

– Ну?

– Не виляй, видел?

Он стиснул на мгновение зубы и ответил правду, врать было не с руки.

– Видел.

– Так запомни, – очень спокойно сказал Тарпан, – мы эту сволочь давно знаем, Тукмана он зазывает и бьёт, просто бьёт. И ничего другого там нет.

– А попробуешь по-другому вякнуть, – сказал второй, – так утром не проснёшься.