«Он Сам Себя представляет под видом червя (Пс. 31:7), как предали нам мужи, постигшие тайны Божии. Таким образом, все Богомудрые мужи и истолкователи тайн откровения отличают Святая Святых от предметов несовершенных и неосвященных, и вместе благоговейно приемлют священные изображения, хотя они и не точны, так что для несовершенных Божественное делается недоступным, а любящие созерцать Божественные красоты не останавливаются на сих изображениях, как бы на подлинных. Притом более воздается славы Божественным предметам, когда они описываются точными отрицательными чертами и представляются в несходных изображениях, заимствованных от вещей низких. Следовательно, не будет никакой несообразности, если по вышесказанным причинам и употребляются при описании небесных существ совершенно несходные с ними подобия».
Низкий, странный и ужасный образ, предельно далекий от величия, которого обычно ожидают от изображений Господа, поражает разум и вызывает вопрос – как божество может быть столь нелепым? Именно этот эффект и позволяет понять, что Бог не равен своему визуальному «подобию» – он бесплотен, невидим и непредставим.
Три тела Бога: тождество и различия
Иконография христианской Троицы не возникла из ниоткуда. Божественные троицы были известны в искусстве древних культур, в недрах которых сформировалась христианская иконография: сохранились египетские амулеты с тремя божествами и римские образы двух или трех сопрестольных императоров (двоица иногда сопровождалась птицей – Викторией) с коронами или нимбами. Иногда рядом с императором восседало божество, и их лики были неотличимы друг от друга. Такие троицы перекочевали на донца христианских сосудов, только место римских императоров и божеств заняли Христос с мучениками. «Небесное» воплощение Христа на них порой коронует Христа «земного» – совсем как на росписях в египетских храмах фараон, божество на земле, поклонялся своей же небесной инкарнации.
Рассматривая раннехристианские фрески в катакомбах Рима, можно заметить, что классическая сцена Тайной вечери напоминает пир древнегреческих философов во главе с Сократом, апостолы на барельефах саркофагов стоят в тех же позах, что и римские политики, а жесты античных риторов и Христа или святых идентичны. Одно из самых первых изображений Троицы тоже появляется в Риме. На так называемом Догматическом саркофаге начала IV в. мы видим сотворение Богом Евы. Причем, чтобы показать, что в процессе творения участвовала вся Троица, скульптор изобразил три почти одинаковые бородатые фигуры (372). Августин, один из влиятельнейших латинских богословов, интерпретировал множественную форму глагола «сотворим» как указание на то, что в творении принимали участие все три ипостаси Бога. Хотя мужчины на саркофаге очень похожи друг на друга, черты их лиц нельзя назвать идентичными. Центральная фигура, Бог-Отец, восседает на троне: это подчеркивает его главенство и напоминает о том, что изображения небесного царя в позднеримском искусстве строились по тем же принципам, что и образы императора.
На этом рельефе Сын «помогает» Отцу в творении Евы – эта деталь чрезвычайно важна. Она напоминает о новой доктрине, которая незадолго до создания саркофага была утверждена на Первом Вселенском соборе в Никее (325 г.). Он провозгласил догмат о том, что природа Христа тождественна природе Бога-Отца. Эта доктрина была обращена против могущественной в то время арианской ереси. Ариане считали, что Сын не единосущен с Отцом, а сотворен им, и поэтому уступает Отцу в божественности.
В течение долгого времени самым распространенным вариантом изображения триединого Бога были три (почти) идентичных ангела. Этот образ («Ветхозаветная Троица»), который известен в иконографии с IV в., восходит к библейской истории о гостеприимстве Авраама (373). Как рассказывается в Книге Бытия (18:1–15), Бог в облике трех путников явился старику Аврааму, который привел их к себе домой. Они сообщили ему, что его жена Сарра скоро будет ждать сына. Сарре показалось невероятным, что она сможет зачать в столь почтенном возрасте, но предсказанное сбылось, и она родила сына Исаака. В следующей главе Бытия загадочные мужи прямо называются ангелами. Августин, интерпретируя Ветхий Завет в свете Нового, увидел в этой истории зримое воплощение и предвозвестие догмата о Троице.