Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

Речь была мрачная, но именно в эту ночь лондонцы ощутили неожиданный подъем духа – хотя немецкие бомбардировщики снова явились в огромном количестве. Новый всплеск энтузиазма не имел никакого отношения к речи Черчилля как таковой: он целиком и полностью объяснялся его даром – Черчилль прекрасно понимал, как простые жесты вызывают бурный отклик. Лондонцев привело в ярость, что в ходе предыдущих ночных авианалетов пилоты люфтваффе, казалось, летали где им вздумается, без всяких помех со стороны Королевских ВВС, а зенитные орудия столицы хранили странное молчание. Расчетам ПВО приказывали беречь боеприпасы и стрелять лишь в тот момент, когда они увидят вражеский самолет над головой. В результате они вообще почти не стреляли. По распоряжению Черчилля в город доставили дополнительные зенитки, что увеличило их общее число с 92 до почти 200. Еще важнее то, что Черчилль предписал зенитным расчетам не беречь снаряды, даже прекрасно зная, что орудия ПВО редко сбивают самолеты. Эти распоряжения вступали в силу как раз в ночь на четверг, 12 сентября. И они тут же оказали мощнейшее позитивное воздействие на общее настроение гражданского населения.

Зенитные расчеты стреляли вовсю; один чиновник описал это как «по большей части дикую и неуправляемую пальбу»[547]. Лучи прожекторов метались по небу. Снаряды, выпущенные из орудий ПВО, рвались над Трафальгарской площадью и Вестминстером, точно фейерверки, осыпая улицы неутихающим дождем шрапнели – к восторгу лондонцев. Орудия порождали «многозначительный звук, наполнявший дрожью сокрушительного и ослепительного восторга сердце Лондона», писал романист Уильям Сэнсом[548]. Да и сам Черчилль обожал звук зенитных орудий. Вместо того чтобы искать укрытие, он мчался на ближайший пост ПВО и наблюдал. Эта неслыханная какофония оказывала «колоссальное воздействие на настроение людей», писал Джон Мартин, один из личных секретарей премьер-министра. И добавлял: «Все воспрянули духом, после пятой бессонной ночи каждый сегодня утром выглядит немного иначе – бодрым и уверенным. Любопытное свойство массовой психологии: мы наносим ответный удар, и это вызывает облегчение»[549]. Доклады управления внутренней разведки, составленные на следующий день, подтвердили этот эффект. «Основная тема разговоров сегодня – массированный огонь ПВО прошедшей ночи. Это весьма способствовало подъему духа: в общественных убежищах приободрились, и беседы, ведущиеся там, показывают, что звук зенитных орудий принес вполне приятное воодушевление»[550].

Мало того, в среду, когда Черчилль выступал со своей речью под аккомпанемент грохочущих зениток, пришли сообщения, что накануне ночью Королевские ВВС нанесли по Берлину массированный удар – «пока это самая жестокая бомбардировка из всех», писал Уильям Ширер в дневнике[551]. Впервые Королевские ВВС сбросили на немецкую столицу большое количество зажигательных бомб, отметил Ширер. Полдюжины из них упали в сад доктора Йозефа Геббельса.

Глава 46 Проблема сна

Лондон продолжал подвергаться воздушным налетам, и обыденные заботы повседневности превращались в тяготы – как, например, бесконечное просачивание дождевой воды сквозь крыши, пробитые шрапнелью. Из-за дефицита стекла разбитые окна приходилось заделывать досками, картоном, брезентом. Как полагал Черчилль, сейчас, с приближением холодов, в планы Геринга, шефа люфтваффе, входило «разбить как можно больше стекол»[552]. Постоянно отключали электричество и газ. Поездки на работу стали долгим и нудным процессом – часовой путь мог растянуться часа на четыре, а то и больше.

Одним из худших последствий налетов стал недосып. Сирены, бомбы и постоянная тревога разрывали ночь в клочья – как и зенитные орудия, палившие теперь без умолку. Управление внутренней разведки докладывало: «Живущие поблизости от орудийных позиций страдают от серьезной нехватки сна. Ряд опросов, проведенных вблизи одного из орудий, установленных в Вест-Энде, показал, что люди, проживающие здесь, спят гораздо меньше, чем те, кто живет в нескольких сотнях ярдов отсюда»[553]. Но никто не хотел, чтобы зенитки перестали стрелять: «Мало кто жалуется на эту нехватку сна – главным образом из-за воодушевления, появляющегося благодаря таким залпам. Однако это серьезное нарушение режима отдыха необходимо учесть».

Лондонцы, укрывавшиеся в общественных бомбоубежищах, обнаружили, что эти места мало приспособлены для сна, поскольку предвоенные планировщики систем гражданской обороны не ожидали, что вражеские авианалеты будут происходить по ночам. «Теперь я боюсь не бомб, а усталости, – писала одна государственная служащая в дневнике, который она вела для «Массового наблюдения», – когда пытаешься работать, пытаешься сосредоточиться, а глаза у тебя вылезают из головы, точно шляпные булавки, после того как ты всю ночь не спала. Я бы с радостью умерла во сне – если бы только смогла поспать»[554].