Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

В ходе одного из опросов 31 % респондентов сообщили, что в ночь на 12 сентября им вообще не удалось поспать. Еще 32 % спали меньше четырех часов. Лишь 15 % заявили, что проспали более шести часов[555]. «Разговоры вертелись вокруг одной темы – где и как спать», – писала Вирджиния Коулз. Вопрос насчет «где» вызывал особые трудности. «У каждого имелась своя теория на сей счет: кто-то предпочитал подвал; другие уверяли, что чердак или крыша безопаснее – вас не засыплет обломками так, что вы не сможете выбраться; кто-то рекомендовал узкую траншею, выкопанную в саду позади дома; нашлись и те, кто настаивал, что лучше забыть обо всем этом и с комфортом умереть в постели»[556].

Небольшая часть лондонцев использовала в качестве убежища метро, хотя из популярного мифа, возникшего позже, складывается впечатление, что все лондонцы толпами стекались на глубоко залегающие станции подземки. В ночь на 28 сентября, когда, по данным полиции, на станциях укрывалось максимальное количество людей, их общее число составило около 177 000 – примерно 5 % от всех, кто оставался тогда в Лондоне[557]. И Черчилль поначалу хотел, чтобы именно так и было. Мысль о множестве людей, скопившихся на станциях метро, вызывала в его сознании кошмарную картину потери сотен, а то и тысяч жизней из-за попадания одной-единственной бомбы – если та проникнет сквозь толщу земли и доберется до платформ. И в самом деле, 17 сентября бомба попала в станцию метро «Марбл-Арч» (погибло 20 человек); а в октябре четыре прямых попадания в станции подземки оставят после себя шесть сотен погибших и раненых. Однако Профессор сумел убедить Черчилля, что необходимы глубокие убежища, способные вместить большое количество людей. «Поднимается очень внушительная волна недовольства», – сообщил ему Профессор, пояснив, что людям хочется «проводить ночь в тишине и безопасности»[558].

Впрочем, опрос, проведенный в ноябре, показал, что 27 % лондонцев используют свои домашние укрытия – главным образом так называемые убежища Андерсона, названные в честь Джона Андерсона, министра внутренней безопасности. Эти металлические конструкции следовало закапывать во дворах и в садах: считалось, что они способны защитить своих обитателей от всего, за исключением прямого попадания, хотя защита находящихся в таком убежище от затопления, плесени и пронизывающего холода оказалась непростой проблемой. Но значительно больше лондонцев (по одной из оценок, 71 %, что очень немало) просто оставались у себя дома: иногда в подвале, зачастую – в собственной кровати[559].

Черчилль ночевал на Даунинг-стрит, 10. Когда появлялись бомбардировщики, он (к немалому ужасу Клементины) забирался на крышу, чтобы посмотреть.

12 сентября, в четверг, бомба массой 4000 фунтов (очевидно, типа «Сатана») упала перед собором Святого Павла и вошла в землю на глубину 26 футов, но не взорвалась. Чтобы до нее добраться, пришлось рыть специальные туннели. Три дня спустя ее со всеми предосторожностями подняли на поверхность. Рывшие туннели стали одними из первых, кто удостоился новой награды за гражданское мужество, учрежденной по требованию короля, – Креста Георга.

На другой день бомбы снова поразили Букингемский дворец, причем на этот раз от них едва не пострадала царствующая чета. К этому моменту она уже приехала из Виндзорского замка, под дождем, лившим с очень пасмурного неба: в такую погоду авианалеты казались маловероятными. Чета беседовала с Алеком Хардинджем, личным секретарем короля, в одной из верхних комнат, окна которой выходили на большую открытую четырехугольную площадку в центре дворца, когда они услышали рев самолета и увидели, как мимо пролетают две бомбы. Дворец содрогнулся от двух взрывов. «Мы переглянулись – и поспешно ретировались в коридор, – писал король в дневнике. – Все произошло за какие-то секунды. Мы все недоумевали, почему мы не погибли». Он был убежден, что дворец бомбили целенаправленно. «Многие видели, как самолет, вынырнув из туч, несется прямо над Мэллом; затем он сбросил 2 бомбы во внешний двор, 2 – во внутренний четырехугольник, 1 – на Часовню, еще одну – в сад». Констебль, состоявший в охране дворца, сказал королеве, что это была «очень впечатляющая бомбежка»[560].

Хотя о самой бомбардировке скоро узнали все, тот факт, что королевская чета чудом избежала гибели, хранили в секрете – даже от Черчилля, который узнал об этом гораздо позже, во время написания своей личной истории войны. Эпизод потряс короля. «Это были ужасающие переживания, и я не хочу, чтобы они повторились, – признавался он в дневнике. – Они явно пытаются приучить нас "прятаться в укрытие" при всех дальнейших случаях такого рода, однако необходимо следить, чтобы у нас не выработалось "окопное мышление"». Но некоторое время он продолжал нервничать. «Мне как-то не очень понравилось сидеть у себя в комнате в понедельник и во вторник, – запишет он на следующей неделе. – Я обнаружил, что не в состоянии читать, что я вечно куда-то спешу и постоянно поглядываю в окно»[561].