Страна холодного солнца

До захода в порт Конакри оставалось четверо суток. Начальник гидрографии проверил у геофизиков формуляры гравиметров и обнаружил, что ведутся они плохо, а главное, не отражают самой важной характеристики гравиметров – величины ухода.

В ответ на справедливую критику начальник лаборатории произнес традиционное военно-морское все извиняющее:

– Виноват, товарищ адмирал, исправлюсь!

Адмирал хлопнул дверью и назвал это «геофизическим расстройством».

Зато пресс-группа разошлась не на шутку. Тютюрин предложил поставить о нашем походе пьесу и снять художественный фильм, Серебряйкин вызвался подготовить доклад в Географическом обществе СССР, Назарбаев достал всех ежедневными групповыми фотосессиями, а Вчерашин призывал членов экспедиции написать ему свои впечатления о походе.

Поощряемый адмиралом, он уже начал скрипеть над романом и впитывал все, как губка.

На юте после вахты традиционно забивали козла, Вчерашин, мешая играть, мучил вопросами старшего механика:

– Ну ладно, с этим разобрались, а вот очень деликатный вопрос. Как вы столько времени обходитесь без общения с женщинами? Ну вы меня понимаете.

Старый балагур ответил не задумываясь:

– Как это не общаемся? Еще как общаемся! В соответствии с графиком.

– С каким графиком? – в растерянности спросил Вчерашин.

– С обычным графиком. Ответственный за него третий механик как председатель профкома. Каждый раз перед походом он вместе с доктором составляет график. На борту четыре женщины – кокша, камбузница и две буфетчицы. Вот троих из них и расписывают в графике.

Писатель клюнул, как бычок на окурок. Он почувствовал, как схватил удачу за хвост. Вот оно! Наконец ему открылась ранее неизвестная и никем не описанная тайная сторона жизни моряков. Не зря он уже больше четырех месяцев провел на судах экспедиции, отказывая себе во всех радостях жизни. Нужно было ковать железо, пока горячо.

– Скажите, а почему женщин четверо, а в графике только трое? И при чем тут доктор?

Стармех терпеливо пояснил:

– Ну чего непонятного? Трое обслуживают экипаж, а одна буфетчица, та, что помоложе, обслуживает командира и замполита. А без доктора график никак не составить, вы ведь знаете, есть у них такие дни, ну, когда они не могут. Если хотите, я скажу третьему механику, он вас в график включит.

– Нет! А просто посмотреть на него можно?

Как запорожские казаки писали письмо турецкому султану, так вся электромеханическая служба сочиняла график. Документ получился правдоподобный – разноцветный, с загадочными пометками – и был озаглавлен «График использования личного времени команды».

Перед ужином третий механик подошел к Вчерашину.

– Мне сказали, что вы графиком интересуетесь. Вот, пожалуйста.

Цепким писательским взглядом Вчерашин сканировал дрожащий в руке лист бумаги.

– Скажите, а вы можете дать его мне?

– Нет, что вы, это же рабочий документ, он постоянно нужен.

Под впечатлением от нахлынувших чувств Вчерашин зашел на камбуз. Кокша возилась у плиты, а камбузница, усевшись на подставку для ног, чистила картошку.

– Ой, здрасте, радость-то какая! – глядя на него снизу вверх, пропела камбузница.

Она шестым чувством понимала, что социальный разрыв между ними стремится к бесконечности, и потому относилась к нему как к божеству.

С глазами, полными слез, он обратился к ним:

– Да разве ж это возможно?! Вы же советские женщины!

Вчерашин развернулся и вышел. Шел он согбенный, с опущенными плечами, понурой головой и отсутствующим взглядом, словно на него свалилась неподъемная ноша.

Пришедшая в себя кокша решила ситуацию прояснить:

– Чего это с ним, а?

Камбузница выполнила трехочковый бросок почищенной картошкой в лагун.

– Да не бери в голову. Они же писатель, а у них, сама знаешь, все не как у людей. Они новую книжку сочиняют.

О Вчерашине она говорила уважительно, исключительно в третьем лице и множественном числе.

7 апреля – знаменательный день, замкнулась наша кругосветная антарктическая экспедиция. Адмирал самолично сделал запись в судовом журнале: «9 ч. 15 мин. Ш = 6° 31’ N Д = 16° 32’ W. Замкнуто кругосветное антарктическое плавание. Произведен пятикратный салют». И поставил памятную печать экспедиции в судовой журнал и на карту.

Штурман смотрел на карту и думал – хорошая будет память, и даже придумал, где он ее дома повесит. В штурманскую рубку зашел Ярин:

– Когда перейдешь на новую карту, ты эту карту не убирай, я ее себе на память оставлю.

На мостике зазвонил телефон, Ярин снял трубку.

– Слушаю, командир.

Звонил адмирал.

– Карту с печатью аккуратно упакуйте для передачи в музей гидрографии.

Штурману стало не так обидно.

Пресс-группа провела киносъемку салюта, длинным пафосным текстом оповестили гидрографическую службу и сообщили на всесоюзное радио.

На рейде Конакри встали на якорь. До берега далековато, панорама порта нечеткая, мрачноватая, все в каком-то мареве.

Сам порт расположен на полуострове Калум и острове Томбо, которые соединяет дамба.

Больше суток придется ждать «Адмирала Владимирского», который догоняет нас после захода в Буэнос-Айрес.

Мимо нас в порт идут суда в балласте, а из порта – груженные бананами, ананасами и кофе.