Вскоре уже и факелы мерцали на странных стенах, переплетенных и деревянных, а вокруг были лишь едва заметно бликующие зеркала. Они вошли в отражения, и даже не заметили, как пересекли порог зазеркалья, оказавшись с ловушке.
«Ты знала», — с ужасом думала Ника, судорожно сжимая теплую руку Макса, молча шедшего рядом. «Ты знала, что дело не в той жуткой рыбе. Не в наивном детском гадании на украденных зеркалах. А в том, что у тебя нет будущего. Не будет никакого суженого, не будет семьи или свадьбы. Ничего не будет. Ты это поняла, как только увидела тень рыбы в зеркальном коридоре. У тебя не будет жизни. Что в этом мире, что в любом другом».
Какое-то время Ника упрямо шла вперед, но вскоре поняла, что потерялась. Что среди бесчисленных отражений уже нет и не может быть верного пути или правильного направления. Она не только сама зашла в этот тупик, но еще и завела в него любимого человека.
Ника вдруг поняла, что не в силах двигаться дальше.
Никчемная, пустая жизнь. Вечные попытки барахтаться, пытаться наладить все, вырваться из рутины. Даже собственные родители давно махнули рукой на непутевую дочь и никогда не верили, что она способна хоть на какие-то свершения. В Старом мире — ни друзей, ни семьи, ни нормальной работы, ни ремонта в старой, разваливающейся квартирке практически в аварийном жилом фонде. С чего она решила, что в новой вселенной будет иначе?
Единственное, что чувствовала Ника, это отчаяние. Как все неслучившееся и несбывшееся навалилось на нее тяжелой волной, погребло под собой, заживо замуровывая. Она стояла посреди бесконечного лабиринта отражений и горько плакала, уткнувшись носом в грудь Макса.
У нее больше не было моральных сил. Продолжать двигаться дальше, за что-то бороться. Она просто не могла больше терять и переживать потери, пытаться изменить свою судьбу. Это было бесполезно. С самого начала, с того дня, как в украденном у мамы зеркале мелькнула белоглазая жуткая рыба и предрешила всю жизнь Ники.
Макс стоял молча, даже не обнимая девушку. Он нахмурившись смотрел прямо перед собой, словно спал. Дышал как-то судорожно, тяжело, а все его мышцы сводило болезненной судорогой.
Он медленно поднял нож, крепко зажатый побелевшими от напряжения пальцами, и занес над Никой…
— Над пропагандой вам бы еще поработать, — сухо и хрипло заметил он.
И решительно разбил Зеркало металлическим навершием ножа.
Глава 42
Бесчисленные осколки посыпались со всех сторон, и Макс быстро прикрыл руками Нику от острых стекляшек. Но они оказались тоже иллюзорными — проходили сквозь ткань его рабочей куртки и таяли, как снег, исчезая раньше, чем касались каменного пола.
Рама Зеркала Правды стояла посреди пустой комнаты, всего лишь медные штыри и уголки. Не было ни других зеркал, ни нагромождения витиеватых рам, ни самого лабиринта. Ника безудержно плакала в объятьях Макса, не в силах успокоиться или хотя бы сделать нормальный глубокий вздох.
Конь нежно погладил девушку по спутавшимся рыжим волосам и покрыл ее мокрое от слез лицо поцелуями, пытаясь встретиться с ней взглядом и хоть как-то привлечь ее внимание.
— Ну-ну, маленькая, все хорошо, — ласково шептал он, крепко обнимая плачущую Нику. — Все позади, ты в безопасности…
Он повторял эти слова до тех пор, пока девушка не перестала судорожно всхлипывать и непонимающе огляделась по сторонам, словно просыпаясь после кошмарного сна. Медленно вытерла слезы трясущимися руками и вновь осмотрела пустую комнату и металлическую раму — все что осталось от Зеркала Правды.
Некоторое время она казалась потерянной и сломленной, бледной и измотанной. Но постепенно дыхание восстанавливалось, а ее взгляд становился осмысленным и даже удивленным.
— Как ты смог? — хрипло спросила Ника, крепко держась за руки Макса так, словно могла упасть в любой момент и едва стояла на ногах. — Я даже не поняла, в какой момент мы оказались в нужном месте… все просто плыло перед глазами, я едва могла дышать…
Мужчина нехорошо усмехнулся.
— Как я и сказал — им тут над пропагандой и распространением дезинформации еще работать и работать, — Макс погладил девушку по плечам, но увидев растерянное выражение на ее лице, пояснил с улыбкой: — Мне с самой юности рассказывали, что моя работа — фуфло. Что я агрессор, что тупой солдафон, что моя жизнь ничего не стоит и вообще я разменная монета в политических играх. Думаешь, за все эти годы я не слышал этих речей? Меня не пытались враги убедить сложить оружие, сдаться, прекратить? Никто не старался уверить меня в собственной никчемности и бесполезности? Да сотни и тысячи раз! Из каждого утюга только об этом и говорят. С годами ты вырабатываешь к этому иммунитет. И спокойно продолжаешь делать то, что должен и во что веришь. Ну ладно, не прямо спокойно, все равно, конечно, цепляет. Но уже не деморализует.
Макс ехидно осмотрел пустую металлическую конструкцию, в которой когда-то стояло Зеркало Правды, и пожал плечами.