Страна терпимости (СССР, 1980–1986 годы)

Толпы недремлющее око,
Как боль, входящая извне.
Любовь – не счастье, а морока,
Когда она в плену, во мне.
Когда держу ее в узде,
Когда насильно запираю
Так, словно я большой звезде
Светить над миром запрещаю!
Толпы – недремлющее око.
Оно везде, оно повсюду –
Следит за мной, бежит по строкам…
Я больше вас любить не буду.

Все эти чувства были в прошлом, и она равнодушно слушала стихи, как будто не ее. Муж угрюмо насупился, его родственники затаили подозрение. Нищие духом, они не знали, что поэзия – это не запись очевидного, того, что есть, а запись того, что диктует воображение или подсознание, то есть то, что выше нас. Снова она высунулась со своей неординарностью, снова нажила себе кучу новых врагов. Они вернулись домой, и вскоре она держала в руках пахнувший типографской краской лучший в мире журнал с ее стихами. Ее дыхание прерывалось, когда она шла, прижав его к груди, неизвестно куда. Очнулась на скамейке в парке Панфилова, прыгали по соснам белки, почему-то звучал колокол в Вознесенском храме, наверное, было уже пять часов. Ей казалось, что прошел миг, а на самом деле больше двух часов она пробыла в эйфории.

Из ХХІ века:

Вознесенский храм

Светят росами травы,
Розы в Божьей красе.
Храм звучит величаво:
– Люди, кто же вы все?
По светящимся травам
Я иду по стезе.
Храм звучит величаво:
– Люди, кто же вы все?
Храм звучит величаво…
Поклонившись, войду.
Слева свечи и справа,
И алтарь, как в саду.
Сердце полнится дрожью,
От волненья слеза.
И с иконы Мать Божья
Смотрит прямо в глаза.

24

Как-то позвонила Салта и назначила ей встречу в СП, куда должен был подойти опять же какой-то ее знакомый казахский писатель Аким Т. Они встретились. Писатель оказался невысокого роста, милым, улыбчивым мужчиной под пятьдесят. Он написал пьесу на русском языке о белогвардейском генерале, который воевал в Семиречье, ему нужно было отредактировать ее и отпечатать. Ксения решила попробовать: «Лиха беда начало». Она уже склонялась к мысли перебраться в творческую среду, которая ей импонировала. Договорились работать у нее дома. Она сообщила мужу, он покривился, но промолчал: деньги-то нужны.

Как ни странно, работать оказалось легко. Аким приходил, Ксения садилась за пишмашинку, он диктовал, она тут же редактировала, а попросту переводила на русский литературный язык, и печатала. Она оказалась способным редактором, у нее было чувство слова. Автор был сверхдоволен, работа шла быстро, и они управились за две недели. Аким щедро с ней рассчитался, а она порадовалась своим открывшимся способностям, хотя у нее уже был опыт подобной работы, когда она печатала, а заодно редактировала кандидатскую и докторскую диссертации бывшего шефа в Совмине.

Высоко оценив способности Ксении, вскоре Аким договорился в «Просторе» о том, что она будет переводить с подстрочника его новый роман. Ларичкин согласился. Ксения прыгала от радости, когда он сообщил ей эту новость. Она уже не сомневалась в том, что сможет. Она стала переводить с подстрочника. Изредка они с автором встречались и обговаривали какие-то эпизоды, причем, Аким прислушивался к ее мнению. Ей пора было выходить куда-то на работу, и она собиралась успеть закончить перевод пораньше и закончила.

Ренат к тому времени увлекся песнями Высоцкого. Они стали собирать пластинки, которые после кончины ВВ стали появляться в продаже. Случайно Ксения познакомилась с одним из почитателей Владимира Семеновича Валерием Болтрукевичем. У него были уникальные записи песен. Она пару раз приходила к нему домой. Жена находилась в командировке, и он практически голодал, так что Ксения появилась вовремя. Она приносила немного еды, а он переписывал песни на ее пленки. Таким образом, она переписала множество песен, которые негде и никогда они бы не смогли заполучить. Ренат стал ярым поклонником Высоцкого и часто слушал его. О чем он размышлял, слушая, она не знала. После кончины Владимира, которого она полюбила всем сердцем, продолжая писать ему посвящения, ей было слишком тяжело и больно слушать его голос. Зато они встречались с ним в ее снах, общались как наяву.

Из ХХІ века. В снах, где она встречалась с Высоцким, проходила ее параллельная жизнь, которая казалась ей реальнее, чем настоящая. Бог все-таки осчастливил ее любовью, пусть такой странной: к ушедшему в мир иной. Но он являлся к ней живым, 42-х летним, и она явственно ощущала его руки, его губы.

25