Странная любовь доктора Арнесона

какая же вы злая, гадкая девочка! Неужели вами двигала любовь ко мне, но из гордости вы боялись в этом признаться? Вы, вероятно, хотели быть крепостью, которую я должен был покорить? Но покорить не военной силой – я уже понял, что вы не любите воинственности, – а белым флагом парламентёра. Вам это удалось. Но, боже мой, как мне отрадно прочесть ваше объяснение! Я неизвестно что себе воображал, я даже – только вам одной могу в этом исповедаться, – начал бояться. Я подозревал в вас чудовище, демона, не разглядев в вас то, что должен был разглядеть – влюблённую женщину. Вы теперь, должно быть, не очень высокого мнения о моих профессиональных качествах.

Красная подвязка, присланная вами, прелестна. Одна мысль о том, что она прикасалась к вашему бедру, сводит меня с ума. Ох уж этот наш язык! Вы-то понимаете, что имеется в виду не ум, а нечто совсем другое. А знаете, где сейчас лежит эта подвязка? Впрочем, вы догадались, ведь вы же автор выдумки с фотографией. Надеюсь, мне дозволены подобные маленькие невинные радости, которых средневековые рыцари из-за строгости воспитания не знали.

Всегда ваш

Сигмунд Арнесон.

P.S. Я наблюдателен, дорогая Каролина; я заметил, что в последнем письме вы впервые подписались – «ваша».

27. Каролина Крейн – Сигмунду Арнесону, 6 октября 1923

Дорогой доктор Арнесон,

да, я люблю вас – ровно настолько же, насколько вы любите меня, и моя любовь никогда не будет меньше вашей. Но вы пока ещё нашли ответы не на все вопросы. Любовь – только часть ответа, как и гордость. (Вы и сами ведь ужасно горды, разве нет? Вы нуждаетесь в женщине, равной вам по духу, но не в силах признать, что женщина вообще может быть равной вам).

Подвязка поможет вам узнать остальные ответы. Это подарок со смыслом, и даже в тех желаниях, которые он будит в вас, есть смысл. Прочтите его. Я уже писала вам о том, что ваша главная обязанность передо мной – познать себя.

Столь же ваша,

Каролина Крейн.

28. Сигмунд Арнесон – Каролине Крейн, 7 октября 1923

Дорогая Каролина,

в нашей эпохе, похоже, и впрямь есть что-то от времён Данте и Петрарки: влюблённый вынужден анализировать свои чувства и писать отчёт о них, вот разве что платоновская философия заменена у нас психоанализом. Наши деды, культивировавшие бесхитростность и непосредственность чувств, нас бы не поняли. Они решили бы, что мы смеёмся над природой и здравым смыслом.

Но что есть природа и что есть здравый смысл? Мы могли бы ответить людям прошлого столетия: о, как вы были самонадеянны, полагая, будто знаете, что это такое!

И тут я перехожу к отчёту о вашей драгоценной подвязке. Вы говорили о желаниях, которые она будит во мне. Станет ли для вас откровением, если я скажу, что временами меня одолевает желание её надеть?

Сегодня утром я проснулся в своей постели, и она оказалась на мне под пижамой. Я совершенно не помню, чтобы надевал её с вечера. Поскольку я не могу допустить в себе лунатизма, то остаётся только одно возможное объяснение: моё «я» вытеснило эту память из сознания, поскольку я подавлял в себе это желание. Даже и сейчас оно кажется мне ужасно глупым. В жизни не мог бы вообразить, что мне захочется надеть женскую вещь – я всё время считал, что так делают только извращенцы. Одной вам я могу признаться в этом, не сгорев от стыда. Вы были правы, упрекая меня в том, что я недостаточно знаю себя. Одному богу известно, как вам удаётся проникать мне в душу столь глубоко.

Всегда ваш

Сигмунд Арнесон.

29. Каролина Крейн – Сигмунду Арнесону, 15 октября 1923

Дорогой доктор Арнесон,

не восхваляйте мою проницательность – вы и сами становитесь весьма проницательны, раз вы угадали моё желание. А вы его угадали – я хочу, чтобы вы надевали эту подвязку и думали обо мне. Неважно, что именно обо мне вы будете думать – лишь бы думали. Это и будет вашим домашним заданием на ближайшее время.

Если вам угодно – я смочила бумагу, на которой пишу это письмо, капелькой своих духов. Это ещё на один небольшой шаг приблизит вас ко мне.

Всегда ваша

Каролина Крейн.

P.S. Вы точно уверены, что никогда не надевали женских вещей до этого?

30. Сигмунд Арнесон – Каролине Крейн, 17 октября 1923

Дорогая Каролина,

вы меня пленяете. Кто бы мог подумать, что игра в средневекового трубадура и любовь на расстоянии окажется настолько увлекательной! Я ловлю себя на мысли, что личная встреча, на которой я так настаивал два месяца назад, могла бы именно сейчас что-то испортить в наших отношениях – теперь, когда вы открыли мне совершенно новую для меня область восприятия. Вы видите, я на этот раз даже помедлил с ответом, не бросился строчить вам письмо в тот же день – и насколько же важным для меня оказалось, чтобы мой опыт был обдуман и осмыслен!