– Я уже привык это слышать в течение последнего месяца. Может быть, я и сошёл с ума, но в сумасшедшем доме окажетесь вы, и я приложу все усилия, чтобы вас туда упекли. Видите, я в непростом положении, мистер Роу. Я не могу арестовать вас за убийство Каролины Крейн, потому что вы её не убивали. Вы не можете доказать мне, что вы не Каролина Крейн, потому что ваше рождественское алиби гроша ломаного не стоит. Но не думайте, что я позволю существу вроде вас безнаказанно разгуливать на свободе. Я поставлю на уши всех психиатров Лондона – расскажу им и про Парацельса, и про истории о колдунах, и про страсть к подглядыванию. Посмотрим, как вы займётесь вашей магией в палате для буйных.
– Прекратите, – раздался голос Арнесона. Доктор стоял на пороге приёмной, скрестив руки на груди. От едва сдерживаемой ярости лицо его налилось кровью, глаза казались пуговицами из синего стекла. В окружении свирепых лиц африканских статуэток он казался предводителем воинства потусторонних духов, древним разгневанным божеством.
– Стивен, – повелительно обратился он к Роу, назвав его по имени, – выйдите. Я сам объяснюсь с нашим визитёром.
Роу поднялся и молча выскользнул из приёмной. Арнесон посторонился, пропуская его, и снова загородил проход.
– Что это значит, разрешите поинтересоваться? – требовательно спросил Каннингем. – Почему вы вмешиваетесь?
– Потому что Роу невиновен.
– Позвольте вам не поверить, доктор. Все улики указывают на него, а вы по какой-то причине его выгораживаете. Неужели он настолько ценен для вас, что вы готовы простить ему издевательства и шантаж? И даже то, что вы из-за него побывали в камере?
Арнесон выдохнул сквозь зубы.
– Вы слишком умны, инспектор. Или недостаточно умны. Или то и другое вместе. Роу, безусловно, не особенно хороший человек, вернее, я и сам не могу понять, хороший или плохой. И со мной он поступил не очень-то красиво. Но он не был Каролиной Крейн и не подбрасывал мне посланий от её имени. В этом он невиновен.
– Тогда кто?
Инспектор встал с дивана и заглянул в глаза Арнесону.
– Вы знаете, – это был не вопрос, а утверждение. – Вы знаете, кто такая на самом деле Каролина Крейн и почему она исчезла. Но почему-то скрываете это даже под угрозой быть повешенным за убийство. Хотя нам обоим с вами известно, что особа, называвшая себя Каролиной Крейн, жива. Кто этот человек? Если, конечно, это создание можно назвать человеком…
Краска отхлынула от лица доктора, он отступил назад и судорожно провёл рукой по растрёпанным кудрям.
– Хорошо, – он облизнул губы. – Вы не оставляете мне выбора. Я расскажу вам всё. Но это очень длинная история. Вы получите её в письменном виде с курьером послезавтра. А сейчас вам лучше уйти. Отдых нужен и вам, и мне.
3. Признание доктора Арнесона
Дорогой инспектор!
Не скрою, меня утомила история, которую вы раздули из дела Каролины Крейн. Вижу, вы не отвяжетесь, так что я решился рассказать вам правду. Если я так долго старался избежать этого разговора, то лишь потому, что вы всё равно бы мне не поверили. А сумасшедшего дома я боюсь по-настоящему; я бы с величайшей радостью предпочёл виселицу. Дело в том, что Каролина Крейн – это я.
Да, инспектор, Каролиной был я сам, хотя это и звучит как полное безумие. Упреждая естественный вопрос, скажу, что наша переписка – не мистификация. Я действительно долгое время не подозревал о своей второй сущности. Каролина же, напротив, знала обо мне всё и прекрасно помнила каждое моё движение души и тела в качестве Сигмунда Арнесона. Автору «Истории доктора Джекила и мистера Хайда» и не снился столь изощрённый кошмар.
Вы, судя по всему, уже добрались до сведений про сейд – древнее колдовство моей страны. Институт жрецов, практиковавших его, исчез почти тысячу лет назад, с принятием христианства, но сама способность по-настоящему сильных сейдманов менять пол – наследственной природы; она всё ещё изредка встречается у их потомков. Как видно, я – один из них.
Я и сам мог бы догадаться обо всём намного раньше. Со мной случалось множество странных происшествий, которые в конце концов и привели меня в профессию психоаналитика. Началось это с пубертатного возраста. Несколько раз я просыпался поутру в поле или на берегу озера, голым, напрочь не помня, как я там оказался. Родители, конечно, сочли это лунатизмом – такое объяснение казалось естественным в подобном случае. Испугавшись, что я утону или покалечусь, они стали запирать на ночь дверь моей комнаты. Никто, включая меня самого, не подозревал тогда, что Каролина Крейн – вернее, та, которая будет носить это имя впоследствии, – пребывает в безупречно здравом уме и твёрдой памяти. Но в ту пору возраст толкал её на безрассудства, и нередко ей удавалось совершить побег из заточения. Как в ту ужасную ночь, после которой меня нашли у озера в объятиях рыбака.