Странная любовь доктора Арнесона

Никто ни о чём не догадывался. Соседи, может быть, иногда видели женщину, входившую или выходившую через подъезд моего дома на Харли-стрит, но вряд ли думали о чём-то кроме самого естественного варианта. Роу застукал её тоже по воле случая. В конце лета у него начались тяжёлые приступы бессонницы. В один из таких моментов он вышел в уборную и налетел в коридоре на Каролину, возвращавшуюся в четыре утра со Стрэнда. Она поспешила укрыться в моей спальне, а мой молодой и горячий ассистент – излишне говорить, что он счёл Каролину моей тайной возлюбленной, – загорелся желанием подглядеть за нашими, как он полагал, любовными утехами. Он весьма расторопно провертел дырку в стене (ту, с которой вы уже знакомы) и стал подкарауливать нас вечерами. Мне до сих пор доставляет наслаждение представлять себе его реакцию, когда он всё-таки подкараулил – но обнаружил не то, что он ожидал. Каково ему было застать нас с Каролиной в одной постели не одновременно, а последовательно! Полагаю, в первый миг бедолага Роу решил, что у него едет крыша.

Что произошло в его голове дальше, восстановить нетрудно. Будучи всё же психоаналитиком по профессии, он довольно быстро отошёл от потрясения (мало ли какие причуды способна выкинуть человеческая природа) и принялся рассуждать прагматически. Я его не виню. Какой джентльмен его возраста и положения откажется от бесплатной ночи с женщиной, а заодно и от соблазна отыметь в её лице своего начальника?

Ваши догадки были правильными, инспектор. Роу изнасиловал Каролину, угрожая раскрыть её тайну. Поначалу она была так ошарашена, что у неё не хватило сил сопротивляться. Потом она взяла себя в руки и тоже стала рассуждать прагматически. Без союзника было трудновато, а Роу представлял собой идеальный полуфабрикат. Приведя в порядок причёску, Каролина снисходительно сообщила ему, что он зря растратил столько усилий; что она никогда не строила из себя недотрогу и не против приятно провести время с молодым брюнетом; что выдумка его бессмысленна, потому что в качестве доктора Арнесона она, Каролина, имеет все возможности упрятать его в сумасшедший дом – куда Роу, вполне вероятно, попадёт и без всякой помощи с её стороны, если начнёт рассказывать всякому встречному и поперечному, как своими глазами наблюдал превращение Арнесона в женщину. Она поведала Роу о том, что доктор, возвращаясь в привычный облик, не помнит никаких фактов своего бытия Каролиной, в то время как она превосходно помнит всё, что делает и думает доктор. Это и был её козырь, и она предложила ассистенту взаимовыгодную сделку. Так они стали любовниками. До сих пор не знаю, смеяться или плакать при мысли, что меня всё это время пользовал мой ассистент. Представляю, как хихикал про себя Роу, глядя на меня днём.

С помощью Роу ей удалось существенно облегчить свою двойную жизнь. Он раздобывал для неё чулки и платья в магазинах, работающих днём, и придумал, где хранить комплект женской одежды, чтобы до него не добрался Арнесон. Он следил за тем, чтобы вся эта история оставалась в тайне от домработницы. Он, наконец, помогал ей разыгрывать надо мною все эти штучки, когда требовалось передать мне какую-то вещь либо, наоборот, что-то выкрасть у меня. Выкрасть? Воровство у самого себя точно не описано ни в одном юридическом трактате.

Но тогда я ещё не знал, что имею дело с самим собой. Каролина, несомненно, подвергла меня медленной и изощрённой пытке, однако я её за это не виню. Мне не в чем её винить: она всего лишь хотела, чтобы я осознал истину. Если бы она рассказала мне всё сразу, я бы, вне всяких сомнений, отмахнулся от неё как от сумасшедшей и перестал бы отвечать на её письма. Нужно было самому очутиться на грани потери рассудка, чтобы понять и принять правду о своих отношениях с Каролиной.

И всё же я не был готов к этому открытию. Каролина обставила срыв маски весьма эффектно. Однажды я проснулся в незнакомой квартире, одетый в лиловый с чёрной отделкой корсет и чёрные ажурные чулки; я лежал на постели, а вокруг стояли букеты белых гиацинтов – был февраль, как раз то время, когда их продают во всех цветочных лавках. Я лежал, окаменев, и не мог пошевелиться – я абсолютно не помнил, как туда попал, и не мог даже вообразить, что произошло со мною в течение ночи.

Поначалу я решил, что мне снится кошмар. Постепенно осознав бесспорную реальность происходящего, я едва вновь не лишился чувств. Я лихорадочно перебирал хоть сколько-нибудь правдоподобные возможности: меня загипнотизировали, опоили наркотиком, вкололи снотворное – но все мои версии имели один существенный недостаток. Я прекрасно помнил, что ложился спать у себя дома на Харли-стрит и запер дверь спальни изнутри. И я, разумеется, не мог поверить в бредни Стокера о вампирах, просачивающихся сквозь стены в виде облака светящейся пыли. Мой враг был материален, сомневаться в этом не приходилось.

Увы, теперь я понимаю, как я был прав – сам не подозревая этого. Ведь моим врагом был я сам, а моя персона безусловно материальна.