Странная смерть марксизма

В послевоенной Европе коммунисты эксплуатировали тенденции, к возникновению которых не имели отношения. Электорат сдвинулся резко влево отчасти в результате реакции на нацистов, которые почитались крайне правыми, а отчасти потому, что с левыми связывалась надежда на реформы, которых желали многие европейцы. Принесенная войной разруха усиливала стремление к немедленной перестройке общества таким образом, чтобы с помощью структурных изменений и перераспределения дохода если не ликвидировать бедность, то хотя бы уменьшить ее. К концу войны Советы воспринимались как сила абсолютного добра: в конце концов, они потеряли многие миллионы своих соотечественников в боях с «германским фашизмом» и пытались «научными» методами решать те же самые материальные проблемы, которые стояли перед западноевропейцами. Таких взглядов придерживались не только левые радикалы, но и такие «демократические социалисты», как Пьетро Ненни и Анайрин Беван, который в годы «холодной войны» постепенно стал сторонником американцев[50].

Признание этих фактов послевоенной истории не означает их оправдания. Необходимым условием такой снисходительности к коммунистам и их советским хозяевам было забвение того, что в 1945 году было совсем недавним мрачным прошлым. Сторонники Советов с готовностью забывали о том, как итальянские и французские коммунисты служили нацистам с конца 1939 года до весны 1941 года, когда Гитлер и Сталин еще были союзниками, предпочитали не помнить о предательстве Мориса Тореза, впоследствии главы «антифашистской» Коммунистической партии Франции, который, дезертировав из французской армии, предложил свою помощь гитлеровцам после падения Франции 26 июня 1940 года, и старались ничего не знать о массовых казнях «классовых врагов» в Советском Союзе[51]. Сомнительно, что в 1945 году просоветски настроенные европейцы знали о советском ГУЛАГе меньше, чем о нацистских концентрационных лагерях, хотя левая французская пресса, включая Le Monde, набрасывалась (как и в наши дни) на всякого, кто упоминал об этом факте, с обвинениями в нежелании бороться с фашистской угрозой. Если бывший итальянский коммунист Лючио Коллетти прав в том, что «существовала ложь [bugia], именовавшаяся Советским Союзом», то множество его соотечественников, в том числе и не являвшихся членами компартии, охотно ее заглатывали[52]. Почему они так поступали, это другой вопрос, но обращаться к нему стоит лишь после того, как мы признаем, что в Западной Европе и коммунисты и не-коммунисты питали сходные надежды на Советский Союз и что стремление не замечать жестокости и вероломства Советов и коммунистов было присуще не одним лишь членам компартий.

Наконец, как подчеркивает историк Андреа Рагуза, там, где в 1946 году коммунистические партии оказались в правительстве, они выполняли определенную социальную функцию. Они были партиями «рабочего класса», а большинство их избирателей, а также часть руководящих кадров (включая Тореза) происходили из рабочих[53]. В Италии и во Франции партии имели теснейшие связи с гигантскими профсоюзами (Confederazione Generale del Lavoro и Conf'ed'eration G'en'ebrale du Travail соответственно), и только благодаря американской финансовой помощи в послевоенной Франции некоммунистический профсоюз Force Ouvri`ere смог подняться на ноги и стать массовым. Преобладание рабочих во французской компартии все еще сохранялось даже в 1979 году, когда 46,5 % членов партии были заводскими рабочими (как правило, это были мужчины), и примерно такой же была ситуация в итальянской коммунистической партии. Большинство из них никогда не бывали в Советском Союзе, но они читали коммунистическую газету L’Humanit'e, которая изображала советский блок как рай для рабочих, находящийся в процессе становления. В любом случае Советы вели борьбу с США, которые, как считалось в то время, пытались втянуть европейский пролетариат в крестовый поход против коммунизма. Сопротивление «американскому империализму» считалось необходимым условием сохранения мира и завоеваний рабочего класса во Франции. Такой была позиция «экспертов», типичным представителем которых был Фредерик Жолио-Кюри, нобелевский лауреат по физике и активный «сторонник мира», такой же была позиция и самого Международного движения за мир[54]. Платформы итальянской и французской компартий содержали требования «национализации» или «социализации» средств производства, но того же требовали английские лейбористы и другие «демократические» социалисты. Социал-демократическая партия Германии, которую в 1949 году поддержала администрация Трумэна, вплоть до 1959 года называла себя марксистской партией.