Читаем Странная жизнь и труды Эндрю Борда, тайного агента, врача, монаха, путешественника и писателя полностью

Страна делится на две части[72]: в той, что расположена ближе к Англии, находятся такие поселения и города, как Хейден, Эдинбург, Лит, Стерлинг, Глазго, Сент-Эндрюс и Сент-Джонс, а также земли, примыкающие к упомянутым населенным пунктам. Эта часть Шотландии является лучшей областью этого Королевства. В ней имеется много рыбы, мяса; здесь по различным рецептам выпекаются разнообразные овсяные пироги; но шотландский эль плох (за исключением того, что делают в Лите). Пища здесь подается в жаренном или сыром виде на одной и той же тарелке с сиропом или соусом. Они отдают предпочтение рыбе в большей степени, чем другие народы. Впрочем, странные обычаи есть и здесь: обгрызши кости, они затем снова бросают их в тарелку.

Другая, северная, часть Шотландии – бедная и грязная область, в которой, как и в Дикой Ирландии, много болот. Люди здесь грубые, плохо воспитанные и невежественные (Борд, возможно, имеет в виду горную часть страны).

На границе Шотландии и Англии население живет в крайней бедности и нужде; у людей нет приличных жилищ, кроме домишек, которые любой мужчина может построить за три или четыре часа. Глава семьи, его жена и их лошадь, как правило, находятся в одной комнате. В этой части страны много людей, объявленных вне закона как закоренелые преступники, находящие средства для жизни в воровстве и грабежах».

Впрочем, жилище горца не лучше:

«Стены его сложены из больших камней, промежутки между которыми заполнены мхом. Пол в доме земляной, неровный, порога никогда не бывает, и на полу нередки грязные лужицы, набегавшие с улицы. Крыша покрыта дерном, который летом зеленеет и служит кормом для овец. На полу между двумя камнями тлеет торф, над которым подвешен котелок. Черный дым покрывает стены и жалкую утварь. Дом хайлендера разделен перегородкой на две части: по одну сторону живут люди, по другую – скотина»72.

Если шотландцы в чем-то хороши, то только в том, что сближает их с англичанами:

«Мужчины в Шотландии сильны, отважны, внешне привлекательны и музыкальны; этими четырьмя качествами они напоминают англичан в большей степени, чем иные народы».

Но далее, видимо, желая нивелировать эту похвалу, Борд не может сдержать раздражение:

«Шотландцы лживы и хвастливы. Либо по своему естеству, либо по дьявольскому наущению, они не любят англичан. Живя рядом ними, я чувствовал их ненависть. Однако моя ученость и некоторые политические события вынудили их расположиться ко мне, и поэтому я узнал их секреты».

Не может наш автор не упомянуть и о языковых особенностях северных соседей:

«В Шотландии существуют два разных языка. На севере страны… распространен язык, очень напоминающий ирландский. В южной же части говорят на том же языке, что и в северной части Англии». Для Борда, как и для многих его современников, такое «лингвистическое разделение» было не менее важно, чем географическое разграничение. Язык выступает у него в роли естественной границы между обходительностью (civility) жителей равнин и дикостью горцев.

Там, где холодно

Из Шотландии Борд, по-видимому, направился на северо-восток, на Шетландские острова – архипелаг, принадлежавший тогда Норвегии, но в XVII веке вошедший в состав Шотландии. Относительно этих островов он ограничивается коротким комментарием, в частности, пишет: «Шетландия – маленькая, холодная73 и нищая страна, у которой единственным природным богатством является рыба».

Далее путь Борда лежал на север, в еще одну холодную страну – Норвегию, «почти полностью окруженную морем».

«В ней мало зерна, хлеба и выпивки; страна дикая, ее население отличается грубостью. Люди живут здесь рыболовством и соколиной охотой. Они хорошие рыбаки и охотники, и большую часть пойманной рыбы и плененных соколов выменивают у англичан на обувь и другие товары. В своей стране норвежцы также не расплачиваются деньгами, а занимаются обменом одной вещи на другую. В Норвегии обитает много бобров, белых медведей[73] и других диких зверей. Летом здесь бывают дни, когда солнце не заходит, а продолжает светить весь день. Но зимой случается, что ночь длится круглосуточно. Их священники бедны, и им позволительно иметь любовниц».

За Норвегией, в Исландским море располагается остров Исландия. На Борда она произвела ужасающее впечатление:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары