Странные псы

Второй пёс шагнул вперёд, тронул широкой лапой руку Кары. Кара раскрыла полную осколков ладонь. Пёс потянулся, обхватил её ртом. В прикосновении ощущалось лёгкое покалывание, вроде слабого электрического удара или первого контакта с едким химикатом. Собачья пасть прошлась по коже, всасывая осколки. Кара держала руку, пока в ней не осталось ни крошки, ни кусочка, а потом пёс отступил назад. Рука была чистой, остался разве что лёгкий запах дезинфицирующего средства, да и тот почти сразу исчез, Кара едва успела его заметить.

— Спасибо, — сказала она, когда пёс неслышно пошагал в тьму под деревьями.

Первый, с дроном в зубах, обернулся и посмотрел на Кару, будто смутился её благодарностью и собирался в этом признаться. Потом псы исчезли. Кара слышала, как они уходят. Шаги стихли быстрей, чем она ожидала.

Она тихо села, обняла колени, и стала смотреть на удивительное волшебство, — мёртвую, но живую нектарницу, — пока не почувствовала, что отдала этому моменту все подобающее уважение и почтение.

Кара встала, как встают с церковной скамьи — с умиротворением — и направилась домой. По дороге она представляла, как расскажет родителям о псах, о маме-птице. Но тогда и о дроне придётся рассказать. И расскажет. После того, как его починят. Это всё равно было слишком восхитительно, чтобы ни с кем не поделиться.

* * *

— Не знаю, — сказала мама. — Мне это не нравится.

Зан широко распахнул глаза. Открыл рот, всем видом показывая, что от мамы такого уж никак не ожидал.

— Ну мам!

Наступило воскресенье, и они шли по жаре в городскую церковь, дыша густым, вязким воздухом. После лёгкого полуночного дождика дорога стала грязной и скользкой, так что Кара держалась обочины, где как ковровая дорожка лежали мох и клевер. Мелкие тёмно-зелёные листья мокро хлюпали под ногами, но обувь не мочили.

— У тебя есть обязанности дома, — сказала мама, а Зан всплеснул руками в раздражении и недоумении — прямо копия отца в масштабе один к двум. Каре приходилось видеть этот самый жест тысячу раз.

— Я же обещал Сантьяго, что помогу, — ныл Зан. — Он же ждёт.

— А ты все дела закончил?

— Да, — сказал Зан.

Кара знала, что это неправда. И мама тоже знала. Это и делало разговор таким интересным.

— Отлично, — сказала она, — но чтоб дома был до темна.

Зан кивнул. Больше себе, подумала Кара, чем маме. Маленькая победа упорства над истиной. После службы Зан мог идти играть с друзьями, вместо того, чтобы сидеть дома. Наверное, стоило разозлиться, это ведь несправедливо — брат мог нарушать правила, а она нет — но ей гораздо больше нравилось, когда в ее распоряжении оставались и дом, и лес. Может, и родители думали так же. И если все молчаливо довольны результатом, то он не так и плох.

Отец шёл в десяти шагах впереди с Жаном Пулом, агротехником. Дом Жана стоял по дороге в город, и старик каждую неделю присоединялся к ним по пути в церковь. По крайней мере сейчас присоединился.

Кара помнила, что до того как пришли военные, церковь никто не воспринимал как что-то необязательное. Бывало, целыми месяцами воскресное утро не предполагало ничего более энергичного, чем хороший сон и семейный завтрак, к которому выходили в пижамах. Кара так и не поняла, каким образом прибытие военных это изменило. Военные ведь не заставляли людей туда ходить.

Большинство мужчин и женщин, сошедших с кораблей для освоения планеты, в церковь не ходили, а те, кто ходил, жили точно так же, как и остальные члены научных групп. Однажды Кара решила об этом поговорить. Мама привела единственный аргумент — необходимо быть частью сообщества. И это не имело никакого смысла. Всё сводилось к следующему: мы поступаем вот так. Поэтому так мы и поступаем. Каре не нравилось в церкви, но и особой нелюбви она не испытывала, к тому же иногда прогуляться тоже было неплохо. Она уже знала — так же, как знала, что у неё будут месячные, или что когда-то уйдёт в собственный дом — что однажды забросит эту еженедельную рутину. Но однажды пока не наступило.

Службы проходили в том же помещении, что и школьные занятия, только столы выносили, а скамьи из местных аналогов дерева выставляли в ряд, чтобы сели люди. Проповеди каждую неделю читал кто-то другой. Чаще всего кто-нибудь из первых научных групп, но пару раз в очередь попадал один из военных священников. Для Кары это особенного значения не имело. Все речи звучали более-менее одинаково, менялся разве что тембр голоса читающего. Чаще всего она просто витала в облаках и смотрела в затылки сидящих впереди. Горожане и пришедшие с орбиты военные сидели вместе, но порознь, как разделенные пробелами слова в предложении.

То ли дело дети. Зан и малыш Сантьяго Сингх всё время играли вместе. Мэгги Краутер, по слухам, целовалась с Мухаммедом Серенгеем. Не то, чтобы дети не понимали этого разделения и не обращали на него внимания. Просто чем больше военных спускалось в колодец, тем нормальнее становилось их присутствие. Родители расстраивались только потому, что их жизнь менялась. Кара, Зан, все их поколение ничего другого и не знало. Для них все было нормально.