Все потихоньку стянулись к машинам, собираясь ехать, и еще долго ждали Чубайса, который беседовал с батюшкой. Позже, когда мы уже вели по маршруту наш борт-001, Анатолий Борисович, у которого я никогда раньше не замечал симпатии к церкви, неожиданно сказал:
— Храм надо восстановить. Он четыреста лет держится… Я решил дать денег.
— Вы? Или РАО?
— Я, — ответил Чубайс, — РАО есть, куда вкладывать деньги. Видите, опоры электропередач, а проводов нет!
Я пригляделся, действительно: на равном расстоянии друг от друга стояли опоры бывшей ЛЭП, огромные металлические вышки без проводов. Еще в девяностые их срезали местные умельцы и продали как цветной лом.
Меньше, чем через год к восстановленному храму в Варзуге подвели электричество от восстановленной ЛЭП.
Холодно. Ветер. Солнце. Абызов долго разглядывает свои командирские часы и спрашивает:
— Сейчас полседьмого или 18.30?
Только что закончился длинный переход. Шли весь вечер и всю ночь — нагоняли отставание от графика. Разделились на три группы: наши спортсмены и техники — на джипах, вторая группа, в том числе и я, — на квадроциклах, а самые отчаянные — среди них, конечно, Даня Абызов — на мотоциклах. Снова пришлось долго и подробно облачаться в специальные костюмы, надевать защиту, пристегивать и проверять рации. Навыки вождения квада вспомнил довольно быстро, хотя после годичного перерыва побаивался общения с этим зверем — еще давали о себе знать результаты прошлогоднего путешествия в Узбекистан. К счастью, в этот раз обошлось без аварий и трещин в ребрах.
По пыльной дороге, которая то вдруг резко обрывалась и превращалась в болото, то абсолютно терялась в зарослях, а иногда петляла среди скал, прошли километров 180 или 200. По хорошей трассе на это хватило бы двух-трех часов, а здесь — весь вечер и почти вся ночь…
Остановились у озера. Рядом — безжизненная деревня. Называется Муна. Ни одного человека, только дома с выбитыми окнами. Непонятно, почему в одних деревнях этого края жизнь идет своим чередом, рождаются дети, родители работают и строят дома, а из других — бегут, бросают родные места и оставляют заколоченные жилища?
Неожиданно ветер стих, и в воздухе образовалось невозможное количество комаров и прочих мелких тварей, мешающих двигаться, говорить и даже дышать. Саша Давыдов открыл специальный «антикомариный» чемодан, и стал выдавать всем баллончики с репеллентами и накомарники. Репелленты не действуют. В накомарниках члены экспедиции похожи на бригаду пчеловодов. В руках у «пчеловодов» не соты и бидоны с медом, а бутылки, бокалы и бутерброды… Мы кричим «Ура» и открываем шампанское: как сообщил Михаил Абызов, только что пройден Северный полярный круг.
Спасибо, Михаил Анатольевич!
Спасибо, Анатолий Борисович!
Теперь я еще и полярник…
Спасибо всем… всем… всем спать…
Не холодно, не жарко… Голова болит…
Давыдов каждый день объявляет подъем в девять утра, но «режим» соблюдать не удается: несмотря на усталость после этапа яркий полярный день мешает заснуть, и лишь к утру погружаешься в сон, из которого трудно выбраться по сигналу. Собираемся медленно, но постепенно движение в лагере становится все более интенсивным: снова грузимся, сворачиваем палатки, надеваем костюмы. Сегодня идем к поселку Октябрьский — это всего лишь 50 километров. Саша Давыдов сказал, что джипы пойдут по хорошей дороге, а мы — по настоящей. Это значит по болоту, камням, гатям. Но собственно, именно за этим мы здесь. Именно ради этих камней и болот был самолет, потом вертолет и гидроциклы. Мы выбираем бездорожье.
По «хорошей» дороге нагруженные до предела джипы шли с трудом, и к месту остановки прибыли черными почти по самую крышу.
Катя Сиротенко, решив, что мы двигаемся слишком медленно, стала обгонять колонну, промчалась мимо меня, на скорости налетела на большой камень и поставила свой квадроцикл практически на дыбы. Чтобы избежать столкновения, я резко вывернул руль и вылетел «на полосу» — поросшую небольшими деревьями и густым кустарником обочину. Такая «авария» где-нибудь в Подмосковье была бы для участников и очевидцев большим событием, здесь же — легкая заминка, на которую никто и внимания не обратил.
Еще через какое-то время, в очередном болоте, вырубился один из ведущих мостов квада, и только на полном газу удалось выбраться из засасывающей жижи. Я перестал различать, где кто. Все были облеплены толстым слоем грязи, и каждый напоминал сосиску в тесте, только сильно подгоревшую.
Уже почти в конце перехода я сбился с пути и заехал в тупичок. Стал разворачиваться, на какое-то мгновение потерял бдительность и обнаружил перед собой большое и, очевидно, крепкое дерево, которое приближалось с предельно допустимой скоростью. Резко свернув влево, налетел на поросль молодых березок. Их гибкие стволы распрямились и образовали естественный трамплин: я совершил затяжной прыжок на кваде. Вася Мозжухин решил, что это — сознательно срежиссированный номер, и показал большой палец — ну, молодец! Хотя даже при огромном желании я не смог бы этот трюк повторить.