Дом вообще выглядит так, словно его хозяин вышел на полчаса и вот-вот вернется.
Увиденное произвело двойственное впечатление. Тут жил гений, легенда, кумир моей юности. И в то же время становилось понятно, насколько земным, мужским, обыкновенным и приспособленным для жизни был его быт. И понятно, как любые внятные человеческие проявления талантливой личности могут превратиться в легенду и казаться возвышенными, многозначащими и осмысленными.
Старина Хэм любил плавать по утрам, поэтому возле дома — большой бассейн. И ходить в океан ему было интересно, у него был катер с креслом для рыбной ловли. Спускался в деревню, спрашивал, как рыбалка, слушал неторопливые рассказы. Один из таких простых рассказов, воспроизведенный на бумаге с непревзойденным художественным мастерством и драматизмом, принес писателю всемирную славу. Рыбак, ставший прототипом героя повести «Старик и море», прожил долгую жизнь и умер чуть ли не в 90-е. Кстати, местным рыбакам власти потом запретили заниматься своим ремеслом, так как боятся, что они уплывут на лодках в Америку.
У дома стоит автомобиль Хемингуэя, совершенно проржавевший, накрытый куском брезента. Научные сотрудники рассказывают, что скоро его восстановят. Гараж сейчас напоминает большой летний дом, в нем находится контора музея, и его тоже обещают восстановить.
В туалете у стенки — медицинские весы, старые, такие же, как были в советских поликлиниках и санаториях. Хемингуэй очень не хотел поправляться и каждый день записывал свой вес. Совсем как я. Или я, как он. Раньше мне было приятнее думать, что это я, как он. Сейчас — что он, как я. И здесь же, в туалете, огромное количество книг. Я помню, как во времена моей юности в Советском Союзе ходили рассказы об этой необычной библиотеке великого Хемингуэя и многие наши интеллигенты, подражая Эрнесту, вешали в туалетах своих крошечных хрущевок полочку с книгами.
Вот самая известная фотография Хемингуэя, та самая, которую в 60-е можно было увидеть в каждой третьей советской квартире. Такой символ мужественности. Была и у меня на стене такая фотография. Старина Хэм был для нас образом, символом другой жизни, всего необычного, далекого. Эта другая жизнь такая мужественная — охота, опасность, ром… По стенам дома развешаны охотничьи трофеи, привезенные из Африки — головы быков, косуль и прочих животных. Конечно, мы не могли воспроизвести эту причуду писателя в своих квартирах…
Я не так уж много знаю о Хемингуэе, и мне было интересно послушать экскурсовода, который рассказывал о нем как о национальном герое, который прославил их замечательный остров. Американскому писателю и нобелевскому лауреату суждено было стать символом не Америки, а Кубы.
Из дома Хемингуэя мы поехали на самый цивилизованный пляж. Контрасты продолжались: прекрасный, белоснежный, чистейший песок, чистейшая вода непередаваемого океанического цвета, прозрачная и теплая. Тут же рядом грязные заросли и никаких раздевалок, не говоря уж о туалетах и душе. Вместо этого почему-то по пляжу бродили два оркестра, самых настоящих, человек по десять в каждом. Они пытались играть для нас, как и для остальных явных туристов, чтобы собрать хоть какие-то деньги.
В последний день в Гаване мы побывали на рынке народных промыслов. Он расположен в специальных припортовых постройках, практически в центре Гаваны. Там, в общем-то, всё в центре — старая Гавана небольшая. На рынке продают сувениры ручной работы и огромное количество музыкальных инструментов, сделанных из всяких овощей — кастаньеты, звенящие бубны и стучащие палочки, барабанчики. Много украшений, самых банальных, пластмассовых. Естественно, как и в любой социалистической стране, — ничего нет на витрине, но всё есть «под полой». К какому бы торговцу мы ни подходили, он тут же начинал рассказывать, что у него что-нибудь там имеется, какой-нибудь специальный черный жемчуг, которого нигде нет, но вот он достал, или черепаховые гребешки и черепаховые ожерелья, и вообще всё у него есть.
За совершенные копейки мы скупали разные штуковины. Я приобрел какие-то коробочки, которые открываются специальным нажатием, и красивых кубинских бабочек под стеклом, и еще что-то… В результате увозил с Кубы целый пакет сувениров.
И еще, в придачу — одно странное ощущение. Видимо, я так проникся духом Хемингуэя в его доме, вообще в этом городе, что теперь я и сам чувствовал себя его потомком… По крайней мере впереди нас ждала уже настоящая экспедиция, настоящее мужское занятие, опасности, загадочная и неизвестная Мексика.