Слава богам, что американский писатель Эрнест Миллер Хемингуэй в какой-то момент выбрал местом жительства Кубу и на заре кубинской революции поддержал ее и даже встретился с Фиделем, что автоматически относило его к прогрессивным зарубежным писателям. Если бы он нашел другой остров в океане и поселился, скажем, на Гаити и там не произошло судьбоносной революции, мы в то время могли бы так и не узнать, «по ком звонит колокол…»
Уже в самолете, проснувшись среди ночи, я выглянул в иллюминатор и вдруг увидел красивейший город, залитый огнями. Не мог понять, что же мы пролетаем, в голове был Северный полюс, о котором говорил мне Андрей Раппопорт у глобуса в аэропорту. Просто неземное зрелище представляла собой земля под нами! Огни, огни, какие-то мосты, берег океана. И все было так высвечено, будто специально, вроде театральной подсветки. Оказалось, это Нью-Йорк, а именно — Манхэттен. Невероятно… Куба находится в блокаде, Америка не дает ей возможности принятия грузов и пассажиров; но при этом диспетчер в Америке посылает частный самолет, который летит из Москвы в Гавану не в облет, не над океаном, а напрямую над Нью-Йорком, чтобы тем, кто в самолете, было удобнее. Я следил за нашим маршрутом, и дальше мы пролетели над Вашингтоном, над штатом Флорида, и тогда стало понятно, что приближаемся к Кубе.
Посадку совершили около половины четвертого утра. Первое, что я увидел, сойдя с трапа, — убитый ржавый микроавтобус, который нас привез в так называемый зал ожидания: что-то такое обшарпанное, самодеятельное, не виданное уже давно. Вообще на Кубе почти всё вот так. Постоянное ощущение, что тебя вернули лет на тридцать назад, в какую-нибудь провинцию Советского Союза, куда не доходили ни руки, ни ноги, ни краска, ни желание сделать хоть что-то удобным для человека.
Несколько вялых кубинцев смотрели дурной сериал по дурному телевизору, который орал на весь маленький зал. Кстати, зал оказался — я прочитал — для дипломатов и вип-гостей. На нас смотрели, если выразиться строчкой из Маяковского, «как в афишу коза», потому что не очень понимали, как вообще кто-то может на свободную Кубу прилететь своим собственным самолетом.
Последовала типично советская волокита: множество бумажек и копий к бумажкам. Все наши документы и фотографии проверяли и перепроверяли много раз.
Старинная гостиница, в которой нас поселили, напоминала гостиницу «Москва» до сноса. Там все было богато, торжественно, по-сталински, но очень уж неудобно для жизни. Занавеска в ванной падает и обрывается, раковина засоряется… Типично советское сочетание помпезности с обшарпанностью. Но мне было интересно, ведь именно здесь останавливался Эрнест Хемингуэй, и по этому случаю в гостинице до смешного много мемориальных досок: вот тут великий писатель пил кофе, вот тут он любил сидеть по вечерам, вот тут… По надписям я понял, что старина Хэм вел себя как нормальный постоялец: ел, пил, ходил на прогулки, встречался с друзьями…
Вообще, кажется, Хемингуэй — это единственный крупный деятель культуры, которым нынешняя социалистическая Куба может гордиться. Они им и гордятся на каждом шагу. Нас водили в бар, где Хемингуэй часто бывал. Вот бульвар, где он прохаживался… И основные экскурсии на Кубе — это экскурсии в дом Хемингуэя и в места, связанные с ним.
Впрочем, как было у Пушкина: «Но солнце южное, но море… Чего ж вам более, друзья?» И действительно, более ничего не нужно, когда в первых числах ноября — синее и теплое море, ярчайшее солнце. Под этим жарким солнцем мы отправились гулять по старой Гаване.
А она в самом деле старая. Видно, какой она была много лет назад, до того как сюда приплыл Фидель со своими ребятами. Их знаменитый катер сейчас стоит в специальном стеклянном саркофаге, как у нас — паровоз, на котором Ленин приехал в Санкт-Петербург. И вокруг — советские танки, какие-то пожарные машины и вообще все, на чем они приехали и привезли сюда свою свободу, которая до сих пор давит этот бедный симпатичный народ, отрезая его от всего мира.
Главный город Кубы производит впечатление, сравнимое с нашими городами периода Гражданской войны или сразу после нее. Здания облуплены, обвалены. Некоторые постройки выглядят как после бомбардировки: стоят остовы стен, выломанные окна, зашитые кусками картона, фанеры или ржавой жести. Словно это декорация, воссоздающая разрушенный город. Мы обращали внимание на замечательные дома дореволюционной архитектуры. Они окружены строительными лесами; леса эти такие давние, что покрылись растительностью. Лес на лесах. Можно подумать, что стройка искусственно украшена лианами и всякими вьющимися растениями, однако — нет, просто леса поставлены несколько десятилетий тому назад для реставрации, а денег все нет. Красивое зрелище, но…