– Не должен. На этот сарай договор подписан, на тот буду завтра заключать. Вообще, он мужик порядочный и толковый. Сами смотрите: иное предприятие на ладан дышит, а начальство на крутых иномарках рассекает. У этого совхоз с советских времен выжил и благоденствует, а он на козле с брезентовым верхом поспевает. С доской я тоже разберусь. Или подвезут, или сами будем вечерами пилить, но уже за деньги.
На том совещание и закончилось, народ разошелся по рабочим местам, а Леонид с Махимычем и не спускались с конька, ведь восьмиметровая драбина тоже оказалась сломана.
Леонида выручило то, что он сидел наверху без возможности быстро спуститься. Мучительно было смотреть на покалеченные тела. Хорошо еще, что все переломы оказались закрытыми; воняло блевотиной, водочным перегаром, но не кровью. А то хоть сигай сверху, раздирай раненых на куски, прямо на глазах у всех. Однако обошлось, работа спасла.
Сенной сарай – серьезное сооружение: пятьдесят метров в длину, двенадцать в ширину. На торцах две огромные двери, чтобы мог проехать колесный трактор с груженой телегой. Стены и крыша – шиферные, центральная дорожка засыпана песчано-гравийной смесью. Вдоль стен – деревянные поддоны, на которых будут лежать тюки и роллы сена и соломы. Словно в петровские времена: слева – сено, справа – солома. Для принудительной вентиляции – четыре огромных, в рост человека, улитки на бетонных основаниях. Снаружи вдоль стен под застрехой – забетонированные каналы для отвода дождевых и талых вод. Все это удовольствие, да еще в двух экземплярах, предстояло выстроить за месяц.
На стройку бригада выходила к шести утра, в два шли обедать в «Марлен». Подавальщица Люба (официанткой ее назвать язык не поворачивался) резервировала для бригады два соседних столика и приветствовала вошедших:
– Вот и хлопчики мои пришли голодные. Сейчас кормить буду.
На вопрос, чему она радуется, ведь выручка с трезвой бригады ничтожная, Люба отвечала:
– Рабочего человека и кормить приятно. Он не привередничает, пришел кушать – и кушает. Ему главное, чтобы сытно и вкусно, а всякие трахилюндии ему без надобности.
Работу заканчивали в девять, в общежитии пили чай с бутербродами или купленными днем пирожками. Неспешные разговоры в это время шли на отвлеченные темы, о личной жизни никого не расспрашивали: видно, не одному Леониду было что скрывать. На всеобщее обозрение прошлое выставлено лишь на руках у Андрюхи, но Леня читать блатные татуировки не умел.
У одного из работников, вечно хмурого Петра, над правой бровью красовалась глубокая, чуть не полтора сантиметра вмятина. Ему единственному был задан вопрос: «Где тебя припечатало?» – на который Петр кратко ответил: «Серьга сошла». Кто не понял, что это за серьга и как она может сойти, так и остался в неведении.
В основном в свободную минуту рассказывались анекдоты. Здесь непревзойденным мастером был рыжий Валера:
«Едет Илья Муромец по полю, видит: на камушке сидит маленький змееныш и горько плачет.
– Эй, малыш, где твоя мама?
– Я ее съел.
– А папа?
– Я его тоже съел.
– Да ты знаешь, кто ты после этого?
– Знаю… Сирота!»
Кто-то смеется, кто-то попросту безразличен, а Леонида корежит. Один раз не выдержал, с тоской произнес:
– Что тебя тянет на такие темы?
– Ага, не нравится? – злорадно пропел Андрюха. – Желудочек нежный? А вот ты знаешь… когда урки со строгой колонии бегут, то одного берут с собой на мясо. Он думает, что его подбили на побег, потому что такой крутой, а на самом деле, как у беглецов запасы кончатся, этого крутого прирежут – и в суп. Как раз в здешних краях такое и практикуют.
Андрюха не видел, как расширились и пожелтели глаза Леонида. Жестом, уже ставшим привычным, Леонид скомкал лицо и сдавленно проговорил:
– Сам ты, боцман, дурак, и шутки твои дурацкие.
– Разговорчики! – предупредил бригадир. – Касается всех.
– Шутим мы, – быстро произнес Андрей. – Анекдоты рассказываем.
Вот и еще одна ситуация разрешилась мирно, хотя, как и предупреждал Сергей Иванович, причины для стресса становились все мельче, а удерживаться Леониду было все сложнее.
Работа тем временем продолжалась своим чередом. Крыши и стены обоих сараев оделись частой обрешеткой, а затем и шифером. Все делалось на весу, без положенных по нормам лесов, хотя наряды закрывались так, будто леса были сколочены, а потом разобраны. А как иначе? Хочешь получать приличные деньги – работай с нарушением норм ТБ. Но смотри, чтобы не сломать себе шею. Падающий с высоты лист шифера не разбирает, человек ты или людоед: нашинкует на волнистые антрекоты – и все дела. Только сухой закон до поры оберегал бесшабашную шабашку.
К концу месяца работы в обоих сараях были закончены, и местные мужики, ворча, что за такие деньжищи они и сами могли бы все построить, принялись укладывать на поддоны спасенную солому. Наряды закрылись честно, деньги поделены, причем Леонид, которого первоначально брали как подсобника на половинную ставку, получил деньги наравне со всеми. В кафе «Марлен» был заказан банкет на восемь персон. Эпоха сухого закона окончилась.