Странствия и путешествия

[Никколо] говорит, что один пресвитер Иоанн решил узнать об истоках реки Нил, и что он посадил людей на лодки, дал им много провизии и послал их, приказав им привезти какое-нибудь свидетельство о месте, откуда вытекают воды [Нила]; и что они много странствовали, увидели столько земель, столько племен и столько разных животных, что посчитали это великим чудом, и что, когда кончилась провизия, им пришлось вернуться, не найдя того, что они искали, и что пресвитер Иоанн очень опечалился от этого; и держал он совет, как бы можно было послать людей, чтобы никогда бы не испытывали они нехватку еды; и что приказал он отобрать детей и, отняв у них молоко, вырастить их на сырой рыбе (и не чудо, как сейчас говорят те, кто ездит в Гвинею[216], что в тамошних краях есть язычники, которые не едят ничего, кроме сырой рыбы); так что, когда те дети выросли, он велел дать им лодки и сети и приказал не возвращаться, не привезя ему какого-нибудь свидетельства о том, за чем они отправились; они отплыли, держа путь вверх по течению, как я говорил, среди разных народов, хотя они не вступали в контакт ни с одним из них, боясь быть задержанными; и что достигли они /103/ огромного, как море, озера, и что поплыли вдоль одного из берегов с целью оплыть его все и узнать, откуда стекала вода, образующая озеро, и забрались так далеко, что достигли места, откуда текла вода, образующая то озеро, и вошли [в эту реку], и столько плыли, что достигли очень высокого и очень отвесного горного хребта, и казалось, что эта скала была разрублена, так, что конца не было видно; в ней было большое ущелье, по которому струилась вода, а рядом с тем хребтом находился Другой, такой высокий и так близко расположенный к [первому хребту], что оттуда можно было увидеть, откуда течет вода; и что туда подняли [одного человека], чтобы посмотреть, что оттуда видно; и поднявшийся туда, говорят, когда увидел, что было внутри, не захотел спускаться, ни даже ответить на то, о чем его спрашивали; подняли второго, и он сделал то же самое, что и первый; и когда [оставшиеся] увидели это, и не видели места, чтобы еще что-нибудь узнать, оставив тех двоих, ибо не смогли их забрать, вернулись той же дорогой; и составили господину отчет обо всем, что они обнаружили, говоря, что не должно пытаться узнать больше об этом, ибо похоже на то, что Богу не нравилось, чтобы смертные узнали больше, и потому /104/ положил для них предел в этом деле.

[Никколо] также говорит, что видел племя язычников, которые обязаны не брать никакого приданого за женщиной, когда они женятся, но если мужчина умирает, то жена должна сжечь себя с ним, подобно тому, как поступали язычники с телами умерших; но если она бы умерла, то он не должен был бы сжечь себя, и говорят [они], что женщина создана для услужения мужчине, а не мужчина для женщины; и если умирает главное, то о второстепенном не стоит и упоминать. И делается это так: когда мужчина умирает и его кладут в то место, где он должен быть сожжен, жена его одевается как можно лучше, говоря, что это та же свадьба, еще лучше первой, что она будет вместе со своим мужем навсегда, и идет к тому месту, где находится ее муж; она и ее родственники устраивают множество празднеств и песнопений, и говорится всем, не хотят ли передать на словах что-нибудь тем, кто жил в том веке, ибо она сможет добраться туда в сопровождении своего мужа; затем она снимает все те одежды, и одевается в печальную одежду вроде савана и, произнося определенные причитания и грустные песни, прощается со всеми, идет и ложится рядом со своим мужем, кладет голову на его правую руку, произнося много всего, что сводится к тому, что женщина /105/ не должна жить дольше, чем ей оказывает честь и защищает эта рука, и велит поджечь, и радостно и добровольно принимает смерть. Есть другая земля, где делается так же, но имеется различие, ибо, когда происходит заключение брака, спрашивают женщину, хочет ли она сжечь себя или нет, и если говорит, что да, должно произойти, как я говорил выше, а если говорит нет, то ее должны брать с приданым; и когда случается смерть ее мужа, она делает все то же, что и та, и в момент сожжения кладет головной убор в огонь вместо своего тела, и теряет свое приданое в пользу наследников мужа; и этих, которые себя не сжигают, считают женами дурными и незаконными; и говорит [Никколо], что таких очень мало, и что одна из них, не захотевшая сжечь себя, от стыда покинула свою землю и приехала жить в Вавилон, и что он видел ее там.