Странствия и путешествия

Я вышел в море и через семь дней прибыл в порт Баффа, место весьма нездоровое; и еще в день моего приезда умер епископ[223] и два его человека, и по милости Божией, как только я ступил на землю, тотчас же отправился на лошадях епископа и его людей /120/ ко двору короля Кипра, который находился в Никосии; и толмач, которого мне дал король, отправился вперед оповестить короля и кардинала, и послали они сказать мне, чтобы остановился я на эту ночь в одной деревне, ибо на следующий день поутру они хотели торжественно встретить меня, и так и сделали. На утро следующего дня, следуя по дороге, я встретил многих придворных короля, которые выехали встретить меня и сопроводили меня лично к королю, и приехав, я увидел короля, и кардинала, и с ними многих грандов, и был я очень хорошо принят, и так тепло со мной обращались, как будто бы я был их земляком, возблагодарив Бога, что вернулся я в убежище из столь большого путешествия, и король очень благодарил меня за те услуги, что я оказал ему, предлагая мне все, чего бы ни попросил. На этом я распрощался с королем; и адмирал, который был там, отвез меня, как обычно, к себе домой, где я был прекрасно принят. На следующий день утром поднялось во всем народе возмущение, и все, прежде всего кардинал, его сестра мадам Агнесса и некоторые из грандов королевства, вооружились против короля, чтобы убить или взять в плен одного его любимца, /121/ которого звали Якопо Гурри, аудитора по должности[224]. Король бежал в одну крепость на краю города, которая называется Цитадель, там его окружили и заключили с ним договор, чтобы он прогнал от себя этого любимца и чтобы тот не появлялся при дворе год, и так поклялся король, и отступили от него.

На следующий день король послал за мной и пред лицом кардинала и некоторых вельмож обратился ко мне и просил, чтобы я взял у него сколько мне будет угодно для расходов на дорогу; и я ответил, что я считаю это большой милостью, что у меня достаточно всего для возвращения и что я попросил бы его, чтобы приказал дать мне разрешение и фусту, чтобы отвезла меня до Родоса; и прилагал я все усилия, чтобы уехать, а он — чтобы задержать меня; и приказал он, чтобы остался я там по меньшей мере на восемь дней, и я, видя, что это доставит ему удовольствие, должен был это сделать, и, без сомнения, в эти дни я так хорошо набрался сил, что лучше и быть не могло, и подготовили корабль, который должен был меня везти, и распрощался я с королем (по правде говоря, неохотно дал он мне разрешение), и дал он мне тогда свой девиз[225], который и сейчас у меня, и дал он мне десять кусков камлота, и тонкие ткани, и одного леопарда, и столько припасов на плавание до Родоса, что хватило бы на год. И в то время, /122/ что я был там, прибыло два посольства к королю Кипра, одно от герцога Савойского, а второе от одного из немецких герцогов, каждое из которых добивалось заключения брака [короля Кипра] с дочерью [своего государя], и я не заметил, чтобы заключили договор с кем-нибудь из них, потому что говорили, что магистр Родоса очень настойчиво сватал ему дочь графа Уржеля из Арагона, сестру жены инфанта дона Педро, регента Португалии[226]; но показалось мне, что члены королевского совета больше склонялись к браку с дочерью герцога Савойского, и кажется мне, что такое решение и приняли. Король был юношей шестнадцати-семнадцати лет, крупного телосложения, хотя икры ног у него, безо всякого сомнения, были почти такими же толстыми, может, чуть-чуть поменьше, как ляжки; человек привлекательный и, для своего возраста, довольно умный, человек стройный и ловкий, в особенности в отношении верховой езды; без сомнения, если бы земля не была столь нездоровой, я охотно бы остался у него на службе некоторое время, но было бы почти невозможно выжить чужестранцу в стране со столь нездоровым климатом, и поэтому, а также из-за желания вернуться в Кастилию по причине войны с маврами, я должен был продолжить путь как можно скорее. /123/