Страшная Эдда

– Сигурд? – спросила она. Хёгни кивнул. Она подошла к Одину, склонившемуся над телом.

– Оставь его, – мягко сказала она, – я его заберу.

Взгляд Одина был совершенно безумный.

– Хильда сможет что-нибудь сделать?

– Уверена. Она сделает всё, чтобы его оживить.

– Тогда неси его, поскорее. Она должна спасти моего сына, должна, слышишь?

Обезображенное тело Сигурда завернули в его серебристый плащ. Обхватив его обеими руками, Брюн развернула крылья и взмыла в вышину.

Одину удалось наконец заставить себя успокоиться, и он заметил, что с ними не было ещё одного участника похода.

– Где Локи? Куда он делся, тролли его задери?

– Я здесь, – послышался срывающийся, запыхавшийся голос. Из кустов, ковыляя, вывалился медведь и подкатился к Одину.

– Что это значит? Почему медведь? – раздражённо спросил Один. Локи поспешно принял свой прежний вид.

– Пришлось спуститься на землю. Уронил, сам понимаешь…

Никогда ещё Один не видел его таким бледным. Лицо Локи казалось меловым на фоне красных волос, нижняя губа дрожала. В руках у него не было ничего.

– Я потерял его, – севшим голосом произнёс он. Ярость нахлынула на Одина.

– Я тебе что поручал? – раздельно выговорил он.

– Можно, я его тресну, а? – выступил Тор. Один отодвинул его и сам подступил к Локи.

– Потерял, так ищи! В Асгард вернёшься, когда найдёшь.

Дикая Охота оседлала волков и взлетела, во главе – Один на восьминогом коне и Тор на колеснице. На опушке остался только Локи. Подпалив с досады сухой куст, он вытащил из тайника свои крылатые башмаки и принялся распутывать ремни.

– Что ж, – пробурчал он, обуваясь, – поиски так поиски. Против Одина не попрёшь. Только, если честно, между нами, от этого мёда одни неприятности.

Моя ошибка в том, что я непростительно опережаю события: чересчур легко догадаться, что, раз я встретил Сигурда полтысячелетия спустя, то ничего страшного с ним не произошло и Хильда поставила его на ноги, хотя и не без труда. Во всяком случае, когда я разговаривал с ним в лесу, по нему нельзя было заподозрить, что ему случалось быть раздавленным в кашу. Гораздо более интригующим читатель сочтёт вопрос, куда девался кувшин с Мёдом Поэзии. Однако и об этом можно догадаться в общих чертах, если вспомнить, где Локи его обронил.

После пережитой накануне ночи диссертация вымывалась из моей головы, которую заполнял какой-то туман. Я склонялся к мысли, что Сигурд – плод моего переутомлённого воображения, но эта утешительная для любого нормального человека гипотеза не была утешительной для меня. К тому же кое-какие моменты требовали прояснения. Из какой мифологии моё подкованное в фольклоре воображение извлекло серебристый плащ и имя «Брюн» вместо «Брюнхильд»? Чего испугался Барсик и почему он вернулся ко мне сразу же, как Сигурд улетел? Если бы я только мог, как делают физики, повторить эксперимент! Если бы я снова встретился с Сигурдом!

Даже поклоннику Джона Леннона нелегко понять тоску, которую испытывал я. Меломан может себе позволить в укромном уголке помечтать о встрече со своим кумиром, которого убили задолго до рождения поклонника, но который тем не менее существовал и даже мог теоретически дожить до этого момента. Я же пережил встречу с тем, о существовании кого даже как-то нелепо спорить, и притом в самом что ни на есть изъявительном наклонении. Представьте себе, что вы нуждаетесь в деньгах, и вдруг у вас в самом деле после слов «крекс, пекс, фекс» вырастает деревце, увешанное золотыми монетами (дореволюционной чеканки).

Весь день я глотал пересоленный пакетный бульон и пытался дописать заключение главы о Снорри Стурлусоне. Стоял январь, темнело рано, и к четырём часам окно уже заполнял синий мрак. Ночь обещала быть ясной. Картину портили только продравшие глаза после новогоднего загула дачники, с бодуна катавшиеся на лыжах в овраге, через каждые полтора слова поминая символы плодородия. К счастью, их было немного, всего четверо или пятеро. Зимой посёлок обычно пустовал.

К восьми лыжники угомонились и куда-то исчезли. К одиннадцати я не выдержал. Я обмотал шею шарфом, влез в куртку и надел шапку. На ходу торопясь всунуть руки в варежки, я направился по тропинке в глубину чёрного леса.

Я был уверен, что они там. Не знаю, на чём базировалась моя уверенность. Может быть, мне просто очень хотелось их увидеть. Но они там были.

Я понял это по какому-то странному ознобу в позвоночнике. Меня прошибла дрожь; я раздвинул колкие ветки ельника, обрушив на себя увесистый шлепок снега, и увидел их.