Страшная Эдда

Да уж, про самого-то Одина этого сказать было нельзя. Присутствие цветущего Этельберта только усиливало контраст. Я невольно посмотрел ещё раз на усталое обветренное лицо бога, на его воспалённую глазницу и дремучие серые волосы, не желавшие вмещаться в границы головы и бороды и звериной порослью сбегавшие до ляжек. На меня повеяло чем-то древним, жутким и тоскливым – и вместе с тем чем-то знакомым. Узнавание это не было, однако, совсем безрадостным.

– Послушай, – сказал я, – ведь ты здесь уже был когда-то?

– Было дело, – довольно равнодушно ответил Один, – только не совсем здесь, это было севернее. И потом, ты тогда ещё не родился. Это же было, если не ошибаюсь, одиннадцать веков назад.

– Я знаю, когда это было, – подтвердил я. Я так и думал, что Снорри, при всём буйстве его фантазии, тут не напутал. Но догадка, осенившая меня, относилась к тому, чего не было в «Хеймскрингле».

– Готов поручиться, – я придвинулся ближе к Одину, – что я знаю, под каким именем ты путешествовал по моей стране.

– Откуда тебе это знать? – с неподдельным интересом спросил Один. – Этого даже твои прадеды помнить не могли.

– Ну, если подключить элементарную логику… Вёльси, правильно?

– Правильно.

Я с изрядным удовольствием наблюдал его некоторую ошарашенность.

– Конечно, в хрониках твоё имя слегка переврали, – пояснил я, – но не велика сложность догадаться. А романа у тебя тогда, случайно, не было?

– Чего-чего? – переспросил Один. Ах, ну да, подумал я, он же не в курсе современных литературных жанров.

– Девушки, говоря человеческим языком.

– Где у меня только их не было, – сладко потянувшись до хруста в суставах, откликнулся Один. – А что, остался сын?

– Про сына я ничего не знаю, – ответил я. – Может, это вовсе была дочь. Мне известно только про внука. Он стал великим скальдом.

– Надо же, – удовлетворённо заметил Один, – значит, я ещё не такой уж старый, раз всё ещё узнаю новости. Ты не мог бы как-нибудь раздобыть для меня его стихи?

– Боюсь, это невозможно, – печально сказал я. – Они утрачены. Всё, что от него сохранилось, это имя. Его звали Боян.

Чьи-то розовые ладони опустились на лицо Одина, закрыв ему обзор. Великий бог захихикал.

– Хватит дурачиться, Фригг. Думаешь, я не догадался? Кто ещё может напасть на меня сзади?

Из-за спины его выскользнула босая Фригг в лёгкой полотняной накидке без пояса, браслеты на её руках блеснули под золотистым светом.

– Давай сюда плащ, – напевно проговорила она. – Устал?

– Вот ещё, – пробурчал Один, глядя, как Фригг вешает плащ на гвоздь. Не то чтобы его совсем не утомила битва с великанами – в теле ощущались тяжесть и ломота, правая рука горела, стёртая древком копья. Но он не решался признаться в этом Фригг.

Фригг обняла его и прижалась к нему, глядя на него снизу вверх. Её распущенные золотисто-русые волосы обтекли его щекотным ручейком.

– Тебя что, сглазили? – шутливо спросила она. – В чём дело?

– Как Сигурд? – вместо ответа спросил Один, сжав её мягкие предплечья.

– Уже лучше. Хильда несколько раз купала его, и он скоро очнётся.

Ему стало досадно, что она говорит таким спокойным тоном; тут же он мысленно выругал себя – зачем он к ней придирался? Он не мог требовать от неё пламенных чувств по отношению к Сигурду; довольно было и того, что она доброжелательно относилась к сыну другой женщины, взятому в Асгард, в то время как её родной сын должен был пребывать в мире теней. Не всякому так повезло с мачехой, как Сигурду.

– Не переживай, – прошептала Фригг и погладила его по жёстким седым волосам. Взгляд её светился нежностью. Один не знал, куда деваться. Они были одного возраста – три-четыре года в мире богов не в счёт – но сияющая розовая Фригг казалась восемнадцатилетней, и рядом с ней он чувствовал себя ещё более старым. Никто не знает, почему на него, единственного из богов, не действовали молодильные яблоки. Они поддерживали в нём бодрость и сохраняли ему крепкие мышцы, но внешность его спасти не могли. Четыре тысячи лет назад, когда они только познакомились, его ничто не могло смущать – у него были каштановые кудри и юное гладкое тело. И, конечно, оба глаза у него были целы. Синева его левого глаза – всё, что осталось от той давней поры. Не мог же он поверить, что Фригг ничего не замечает, не видит, как он переменился. Могла ли она всё ещё любить его, такого – отяжелевшего, заросшего седым волосом, со слезящейся дырой на месте глаза и безобразным шрамом от копья? Её нежность была мучительна для Одина, он сам себе казался ещё более старым и уродливым, когда она обнимала его.

– Всё будет хорошо, – Фригг прижалась щекой к его широкой груди. Ей и в голову не могло прийти, отчего у него такое настроение; беспокоясь из-за неясности, она охватила левой рукой его тёплый могучий стан. Свободной рукой поправила ему свисающую волнистую прядь. Один посмотрел на неё ярко-синим глазом.

– Ты думаешь? – переспросил он.

Ставни позади них громко хлопнули; оба вздрогнули и обернулись. Локи влетел в окно так стремительно, что проехал по полу пятками – в воздухе запахло палёным – и грохнулся на спину. Один отстранил от себя Фригг.