Страшная тайна

– Слушай, Гейб, может, ты просто заткнёшься и оставишь эту тему?

К краю тротуара подрулила красная «Линкольн Таун Кар». Распахнулась задняя дверца, и из неё вышла Хасимото, облачённая в полосатый, как зебра, костюм, поверх которого был накинут белоснежный плащ.

– Дружочки, – прочирикала она, подходя к лестнице. – Как мои голубки поживают сегодня? О-о-о, что же вы такие грустные? Хасимото не любит хмурых лиц. У вас такой вид, будто вам только что сообщили о потере вашего чемодана от «Луи Виттон». Будет вам хмуриться. Пропустите меня. Меня ждёт моя картина.

Хасимото поднялась по лестнице и скрылась в своей студии. Закрывая дверь, она нечаянно прихлопнула край плаща. Видимо, она потянула его на себя с другой стороны, потому что торчащий кончик исчез, но дверь в итоге слегка приоткрылась. Из-за неё падала узкая полоска света. Я посмотрел на Джоанну. Она тоже это заметила.

– Что? – недоумевающе спросил Генри. – Что происходит? Это что, та сумасшедшая дамочка-гений, о которой вы говорили?

– У неё открыта дверь, – сказал я.

– Хе. Вижу. И что?

– Это наш шанс разузнать, что она на самом деле рисует!

– Мне казалось, вы говорили, будто были у неё в студии? – не понял Генри.

– Я был, да, но она всегда скрывает свои картины. Заворачивает их в ткань. Это её, как там его называют, типа её стиль.

– Её фишка, – сказала Джоанна, подбираясь ближе к двери.

Мы с Генри последовали за ней.

Щель в двери была такой узкой, что заглянуть в неё при всем желании мог только один из нас. Джоанна посмотрела первой.

– Что ты там видишь? – шепнул я.

– Ш-ш-ш, пока трудно сказать. Стоп, я вижу Хасимото. Только не могу понять, что она делает. У неё что-то в руке. Кажется, это связка ключей. Точно. Она отпирает что-то.

– А картины ты видишь?

– Не-а. Я попробую приоткрыть дверь пошире.

– Она тебя заметит!

– Ну и что? Она всего лишь художница. Она не опасный преступник.

Джоанна ещё немного приоткрыла дверь. Теперь я тоже мог заглянуть внутрь, пусть и через её плечо. Но с моего ракурса я видел только картины на мольбертах, обернутые тканью. Джоанна приоткрыла дверь ещё на несколько дюймов. Не успел я её остановить, как она опустилась на четвереньки и заползла внутрь.

Сердце у меня заколотилось как бешеное. Не успел я сориентироваться, как Генри подтолкнул меня вперёд, и я оказался по ту сторону двери. Я быстро опустился на четвереньки следом за Джоанной и тоже пополз вперёд. Она пробралась мимо ряда холстов, прислонённых к стене, и исчезла из виду. Мы с Генри двинулись дальше. Пытаясь протиснуться за мной, Генри уронил один из холстов, и тот упал с глухим стуком. Я затаил дыхание.

Раздались шаги. Вскоре показалась Хасимото, подошла к двери студии, открыла её и высунулась в коридор.

– Эй! Дружочки мои? Вы всё ещё там?

Она посмотрела по сторонам, затем закрыла дверь и заперла её ключом. Связка ключей исчезла в кармане белого плаща, и его хозяйка снова вышла из нашего поля зрения.

– Мы в ловушке! – прошептал я.

– Ш-ш-ш, – шикнула на меня Джоанна и поползла к следующему ряду холстов.

Я пристроился рядом с ней, но смутно видел только самый край студии.

– Что происходит? – нетерпеливо спросил Генри. – Я ничего не вижу, кроме ваших задниц.

Джоанна пихнула его ногой. Генри крякнул, но язык прикусил.

Хасимото, всё ещё в полосатом, как зебра, костюме, подошла к стене и вытянула всё ту же связку ключей. Художница вставила ключ в стену и повернула его.

Открылась невидимая до того панель, Хасимото вошла внутрь и заговорила по-японски. Ей ответил мужской голос.

– Ты слышал? – шепнула Джоанна.

Я кивнул.

– Что вы там видите? – нетерпеливо спросил Генри. – Вы меня так и держите в вашем зазадничье.

Не успел я ответить, как до нас донеслась музыка – хорошо знакомая нам гавайская музыка.

– Это же музыка Джимми Хайда! – поразился я.

Из соседней комнаты снова донеслись голоса, причём мужской звучал всё громче. Наконец его обладатель вошёл в комнату, и мы увидели, что говорил именно Джимми Хайд. Рядом с ним стояла Хасимото. Джоанна удивлённо вздохнула.

Джимми, в одежде для работы, снял со стены забрызганный краской фартук и надел на себя, все это время продолжая говорить по-японски.

– Почему Джимми Хайд оделся как художник? – с интересом спросил я.

Хасимото поцеловала Джимми прямо в губы и вышла через панель в другую квартиру.

– Ничего себе! – вытаращилась Джоанна. – Она его поцеловала!

– Что происходит? – снова спросил Генри.

– Ш-ш-ш!

Джимми взял коробку с красками и ведро с кистями. Подойдя к самой большой картине в студии, он положил инструменты и принялся разворачивать ткань. Картина была повернута под таким углом, что как мы ни старались, увидеть её ни одним глазком не могли. Но мы видели Джимми Хайда. Он посмотрел на картину, потом выдавил краску на палитру и принялся за работу.

– Джимми Хайд пишет картину! Почему он пишет? – недоумевал я. – Где же Хасимото?

Мы несколько минут молча наблюдали за тем, как Джимми легонько касался кистями скрытой от нас картины, добавляя мазки то тут, то там.

– Я хочу увидеть, над чем он работает! – решила Джоанна.